Жанна де Ламотт

Он, по-видимому, знал не только улицы Петербурга, но даже закоулки и проходные дворы, пустыри и при помощи их живо перебрался с Фонтанки к Пескам, почти на окраину города, на Слоновую улицу, которая была проложена всего шестьдесят семь лет тому назад и названа так потому, что здесь были устроены загоны для слонов, присланных в подарок правительнице Анне Леопольдовне шахом персидским, который желал жениться на великой княжне Елизавете Петровне, впоследствии императрице.

Ни слонов, ни их загонов уже давно не существовало, и как раз на том месте, где когда-то был такой загон, теперь стоял одноэтажный деревянный домик с мезонином, к которому и направился Белый.

Он миновал просторные сени, устроенные наподобие довольно длинной стеклянной галереи, и подошел к одностворчатой двери, возле которой на стене был приколочен медный круг и висел молоток, еще по старинному обычаю восемнадцатого века. Белый взял молоток и ударил им по кругу три раза.

На его стук отворилось маленькое окошко в двери, откуда выглянул глаз и послышался тихий голос:

– Это – вы, хозяин?.. Простите, я не узнал вашего стука.

И моментально послышался лязг отодвинувшегося запора, и дверь распахнулась.

Слуга, такой же старый, как и тот, которого он называл хозяином, с поклоном пропустил его и сейчас же запер за ним дверь опять на засов.

Белый прошел мимо, не обратив на него внимания и не спросив ничего, направился в комнату, где ему почтительно поднялся навстречу, видимо, давно ожидавший его Борянский.

– Пройдем сюда! – сказал Белый, не здороваясь с ним, так, точно только что, выйдя из этой комнаты, он оставил тут Борянского.

Он провел его в следующую, смежную с первой, комнату, убранную так же просто, как и первая.

Однако в этой второй комнате было больше вещей. Тут стоял стол с чернильницей и бумагой и двумя толстыми книгами в кожаных переплетах, старинное кресло с высокой спинкой, два стула, и целая стена была занята книгами, баночками, флаконами и пузырьками с надписями и без надписей, наполненных различными жидкостями и порошками.

Войдя в эту комнату, старик сел, сложил руки и поглядел на Борянского. Он не предложил ему сесть, и тот стоял перед ним, как будто чувствуя себя не совсем ловко, но тем не менее волей-неволей мирясь с этим.

– Ну, что ж, ты свел знакомство с Орестом Беспаловым, как я приказал тебе? – спросил старик, строго взглянув на Борянского.

– Я возился с ним три дня! – недовольным голосом проворчал тот.

– Даже целых три дня! – усмехнулся Белый.

– Не расставаясь!.. – подтвердил Борянский. – Я зазвал его к себе и поил коньяком!.. Лучшее знакомство с этим субъектом нельзя было сделать…

– Ух, жарко! – вздохнул Белый. – Я шел сейчас пешком и наглотался пыли!.. Дай мне стакан лимонада, который должен стоять в графине, вон там на окне.

Белый сказал это Борянскому точно отдал приказ лакею, и тот, хотя и поморщился, но все-таки пошел за лимонадом, принес полный стакан и подал старику.

Тот отпил глоток, остановился, потом отпил еще почти до половины стакана и, поставив его на стол перед собой, сказал:

– Странно! У этого лимонада какой-то странный привкус, горький!

– Вероятно, вас рассердили чем-нибудь! – сейчас же заметил Борянский. – И это желчь сказывается!

Старик пристально посмотрел на него.

– Да, очевидно, это желчь сказывается! – повторил он и, показав Борянскому на стул у стола перед собой, добавил: садись! Я хочу поговорить с тобой! Ты давно знаком с химией?

Борянский, отрицательно покачав головой, ответил:

– Нет, понятия не имею.

– И ничего не слыхал о ней?

– Нет.

– Так что ты не знаешь, что означает формула C₂₆H₃₆O₂?

Спрашивая это, старик так внимательно вглядывался в Борянского, как будто не только хотел проникнуть, но и проникал в самые его мысли.

– Это для меня полная тарабарщина! – ответил, видимо совершенно искренне, Борянский, который вдруг стал гораздо развязнее, чем прежде.

Он не только сел, но и закинул ногу на ногу и, свободно положив руку на стол, барабанил по нему пальцами.

– Ну, а с историей?.. С нею ты, верно, знаком, хотя б немного? – продолжал допрос Белый.

– По истории я об Александре Филипповиче Македонском слышал! – не задумываясь, сообщил Борянский.

– Чудесно! – одобрил старик. – И главное – совершенно справедливо: отца Александра Македонского действительно звали Филиппом, а потому он по батюшке будет Филиппович. Ты, небось, и Плутарха читал?

– Нет, говоря откровенно, – сознался Борянский, – я таких книг не читаю!.. Некогда, знаете, да и голова не тем занята!