Жанна. Фантазия в стиле готики

Ходит кругами по залу, то останавливаясь надолго, то вновь возобновляя бег. Он похож на лиса, взявшего след. Вдруг улыбается легкомысленно. Говорит:

– Быть может, письмо все же написано уже при моем отце? А вас обманули?

– Исключено.

– Почему вы не допускаете это?

– Со дня смерти короля Филиппа письмо хранится в Реймсе. Его содержание известно с того времени… Я готов засвидетельствовать это перед Богом. Оставьте сомнения. Думайте о том, что делать!

– Что делать? – голос Дофина звучит насмешливо.

– Именно – что делать! Если вы оставите свое неверие, поверите в подлинность этого документа, то поймете – ваше время приходит.

Дофин меняется в лице. Трет щеки, стирая улыбку… Окунает глаза в документ. Внимательно идет по ровным строчкам. Об одну претыкается. Отрывает взгляд. Спрашивает:

– Этот посланник от Бога, чистый как Лилия – кто это?

– Это покажет время. Пусть он придет. Церковь сумеет распознать его.

Дофин кивает.

– Хорошо! Допустим, я поверил в посланника. Что я должен ему отдать?

– То, что хотел и чем не смог владеть король Филипп!

– Что он хотел? Это известно?

– Это известно! Титул Великого магистра, его власть, знаки его власти и золото ордена.

– Где мне взять все это? – Дофин вновь становится насмешлив, а тон резок и зол.

– О знаках власти ордена Храма мне ничего неизвестно, моя власть ничтожна и не простирает рук за пределы Шинона, а золото ордена, как мы знаем, долго искали после кончины короля Филиппа, да так и не нашли.

Он лукаво прищуривается:

– Да и будь у меня золото ордена, я не ждал бы посланника с небес! Я бы вооружил и послал против англичанина войско, более многочисленное, чем бывает камней на морском берегу…

Монсеньор прерывает насмешливую речь Дофина:

– Реликвии скрыты в тайных местах, известных архиепископу Реймса, а золото ордена спрятано в сокровищнице кафедрального собора…

– Что!!!

Дофин Карл застывает на месте. Когда он начинает говорить, голос из тихого шепота понемногу вырастает в крик:

– У вас золото ордена! Я всегда это подозревал! Церковь! Церковь владеет золотом ордена! И скрывает это! А тем временем государство гибнет! Это ли не предательство! Это ли не измена! Предатели! Предатели!

Он трясет сжатыми кулаками. Его гнев громогласен и отдает подмостками.

Монсеньор невозмутим. Неторопливо кивает головой. В глазах запряталось презрение. Он тихо роняет рассудительные неторопливые слова:

– Хранить – не значит владеть, мой дофин. Золото ордена отдано в благословенные руки церкви на хранение. Сейчас вы потребуете отдать реликвии и золото вам. А мы ответим – нет.

Лицо Дофина наливается синевой. Монсеньор продолжает кротко:

– Мы скажем – нет, потому, что все золото мира не поможет тому, кто проклят, чьи помыслы, даже самые благие, обречены на поражение и позор. Мы скажем – нет, потому, что эти реликвии и золото предназначаются не вам. Что стоит Государь без Божьего благословения? Золото утекает через его пальцы в песок небытия. Нет, мы должны позаботиться, чтобы они попали в указанные в документе руки. Великий магистр завещал свой меч и корону не вам, а тому избраннику, кто много лет спустя придет в Шинон, чтобы снять проклятие и вступиться за королевство и королевскую кровь. Так пожелал распорядится Бог и Он завещал нам сделать это!

– Бог? Или Жак де Моле, которого осудила церковь?

Монсеньор молча смотрит на взбешенного Дофина. Поднимает палец, тихо грозит. Постой жест, почти отеческий.

Дофин отступает. Трет щеки руками. Понемногу опоминается. Идет к монсеньору. Смиренными губами касается пасторского перстня. Отступает. Садится в кресло напротив. Он деловит:

– Как они попали в Реймс, монсеньор?

– Дорогой, причудливой, как жизнь.

– И все же?

Не дождавшись ответа, говорит просительно:

– Расскажите. Я хочу знать все об этом деле.

Монсеньор быстро прикрывает глаза веками. Невозможно понять – как он относится к внезапному смирению Дофина. Смотрит в огонь. Начинает задумчиво:

– От вас у преблагой церкви нет тайн. Слушайте! После того, как рыцарей арестовали и обыскали одну за одной, их резиденции, не нашли ни золота, ни знаков власти магистра. Рыцарей пытали, но дознаться не удалось. Из простых храмовников никто того не знал. Высшие молчали. И тех и других пытали без перерыва, но не узнали ничего. Они признавались в чудовищных грехах под пыткой. Чего только не наговорили о себе! Но о сокровищах молчали. Король Филипп, сам желающий стать Великим магистром ордена, был в гневе. Правда открылась год спустя, здесь, в Шиноне.

Монсеньор встает и, разминая затекшую от долгого сидения руку, неторопливо ходит по залу. Муаровая сутана ползет за ним, вкрадчиво шелестя.