Жанр ужасов и СССР

С любопытством и слегка порочным удовольствием смотрю я иногда плохие советские фильмы, проникающие в несмотрибельное время на современный телеэкран. Именно плохие они резче концентрируют устремления эпохи, а не авторов. Эти пожелтелые новости из небывалых мест. Вот на заводе возникает производственный конфликт, но сразу же и разрешается, а в это время страна запускает новый космический корабль, и конфликт отступает на задний план по сравнению с этим будничным, но великим событием. И все рады. Вот последний в стране жулик украл крупную сумму, а в это время по радио объявили наступление коммунизма, повсюду отменили деньги, и жулик, оставшись ни с чем, моментально перевоспитался. И снова все рады. Смотрю малыми дозами, по пятнадцать минут, по двадцать дольше не выдерживаю, при всей моей патологоанатомической любви к кунсткамерным артефактам. Эти софиты так ярки, эти улыбки так сияют, словно отмена денег отменила заодно и страдания. И тьму. И боль. И смерть. И зло.

А для жанра ужасов необходимо ЗЛО. Не обязательно большими буквами, и даже не обязательно с большой буквы, но непременно зло как активное, самостоятельно действующее начало, существующее вне привязки к социальным условиям. Необходимо живое ощущение того, что в мире и в человеке присутствует неисследимая бездна, какая-то чёрная тень, какой-то глобальный дефект. Советская же идеология, подобно некоему совокупному булгаковскому персонажу, утверждала, что все люди добрые, квартирный вопрос только то бишь, социальная несправедливость испортила их. Стоит освободиться от власти капитала и накопить достаточное количество материальных благ и прекратятся войны, убийства, усмирённая природа подклонит голову под руку Человека Всемогущего и Усовершенствованного, реки потекут молоком и мёдом. Короче, рай на земле. Ради этого русский человек и революцию делал - не ради же восьмичасового рабочего дня, в конце-то концов!

И вот, нате-пожалуйста, какой тут рай, если в него в любой момент способно проникнуть чудовище Откуда? А откуда угодно: из тебя, из меня, из лучшего друга или возлюбленной, из ребёнка в любом случае, из бездны. Конечно, чудовище ценой колоссальных потерь удаётся изгнать или уничтожить, но где гарантия, что оно или ему подобные не явятся вновь? Благополучный финал надтреснут. Иногда они возвращаются. Потому что каждый человек носит зло в себе, и самые добрые из людей носят зло в себе, и весь мир носит зло в себе, и со злом приходится постоянно бороться, и его невозможно победить окончательно по крайней мере, по сю сторону смерти.

Вот этого присущего жанру ужасов актуального ощущения непредсказуемого и непонятного хаоса, который всегда рядом, советское чутьё стерпеть не могло. Потому инстинктивно, с неумелым мужеством, диктовало: встать на защиту позитивного человека. Который фанерно-плоск, зато фанерно-твёрд в своей позитивности. Который не знает взлётов к абсолютному Добру (наличие тени предполагает наличие источника света, не правда ли?), зато не знает и падений в чёрную пропасть. Этот светлый образ, в который последнее советское правительство продолжало беззаветно верить вопреки очевидности, и подставил ему ножку Впрочем, это другая тема. По-своему страшная, но далёкая от жанра ужасов.

Фотина Морозова, сентябрь 2006 г.