Жар костей не ломит (СИ)

Честное слово, даже обидно за пацанов стало. У нас тоже был свой чат, только крайне тухлый, если сравнивать с девчоночьим. Раз в неделю Паша запостит пошлый анекдот или картинку, Дюша напишет свое любимое «гы-гы», а проснувшийся ближе к ночи Кузька начнет донимать про домашнее задание. И ведь все равно не сделает, а будет караулить утром в коридоре с извечной просьбой «дай списать».

— Чего еще Олька рассказывала?

— Да ничего особенного, — пожал я плечами, — вчера толком не поговорили. Знаю только, что новенькие будут, вот и все.

— Вот и все, — передразнил приятель, — Кит, нельзя настолько быть похеристом. Я понимаю, что у тебя есть девушка и все такое, но на коллектив забивать нельзя. Ты хоть иногда интересуйся жизнью класса, а то живете с Олькой, словно на другой планете.

— И?

— Что и? — не понял Костик.

— И я интересуюсь, кто приходит.

— Интересуется он… Хоть бы потрудился изобразить любопытство на лице.

Костик замолчал, швыряя камешки вниз. Приятеля хватило ровно на десять секунд тишины, после чего он не выдержал и выдал:

— Приходят парень и девчонка, причем девчонка симпотная.

— Откуда народ знает или снова Зарубина разболтала?

— А то, — подтвердил Костян.

Маргарита Зарубина — дочка завуча и по совместительству главный трепач нашего класса, а может статься, что и школы в целом. Она одной из первых узнавала информацию от родительницы, ну и разбалтывала по секрету всему свету. А то, чего не знала — придумывала, пугая особо доверчивых внезапной контрольной по математике или проверками из министерства образования. Один раз Кузьку едва до сердечного приступа не довела, рассказав про открытый урок, на котором будет проводиться поголовный опрос и только попробуй проколись. А у парня не то что домашка не сделана, он в принципе не в зуб ногой по химии. Все эти валентности и органики были столь же далеки от Кузькиной головы, как и звезды на небе.

— Насколько симпотная?

— Тебе-то чего, Кит? У тебя Олька есть.

Мне и вправду было неинтересно, а вот Костика буквально распирало изнутри. Не дождавшись ответа, он протараторил:

— Говорят, она прямо модель, хоть сейчас на обложку журнала. И фигурка, и личико, и ноги от ушей.

— И сиськи большие, — добавил я до полноты картины.

— Ты рот-то не разевай раньше времени, и без того целая толпа женихов выстроилась.

— Да я не претендую.

— Смотри, а то все Ольке расскажу.

Расскажет он, как же. Костян мог быть еще тем засранцем, особенно в мелочах, но когда речь заходила о главном, не было на свете человека надежнее. Мы дружили с ним с самого детства, с той самой поры, когда худого пацаненка привели в третий «В» класс, представили Константином Лощинским и усадили со мной за одну парту. Мы подрались в тот же день, помирились, да так и продолжили сидеть вместе.

— Я тебя иногда к нему ревную, — призналась как-то Олька, когда я сорвался со свиданки, чмокнув девушку на прощанье.

— Чего это?

— Позвонил и ты сразу бежать.

— Он мой друг.

— А я твоя девушка.

— Оль, ему помощь нужна.

— Знаю я эти ваши…, опять ехать на деревню к дедушке, перетаскивать рухлядь? А если мне помощь понадобится?

— Я буду рядом.

— А если нам одновременно будет нужна помощь, кого выберешь?

— Оль, не начинай…

— Ты не ответил.

Приходилось обнимать, целовать девушку и горячо убеждать:

— Конечно тебя.

А потом хватать вещи и нестись на другой край губернии, помогать перетаскивать Костику старую мебель.

Вечером того же дня долго стоял под душем, смывая накопившуюся усталость. Натруженные мышцы привычно ныли, саднила разбитая коленка, напоминая о глупом поступке, едва не стоившим жизни.

Тело слегка потряхивало. Афтершоки продолжали накатывать волна за волной, настолько сильным был первоначальный выброс адреналина. И даже ощущение мира изменилось.

Еще утром душила тоска при одной только мысли о том, что закончились каникулы и пришла пора возвращаться в школу. А сейчас сидел на кухне и даже привычное бряцанье посуды слушал с удовольствием. Эх, заскочить бы к Ольке, вытащить её сонную в теплую ночь, прижаться губами к пахнущей ландышем коже и…

— Никит, ты меня слушаешь?

Нет, к Ольке не пойду: поздно уже, да и не выйдет она. После поездки в Латинскую Америку совсем странной вернулась, вечно витает в облаках или спит на ходу, потому как разницу в часовых поясах никто не отменял.

— Никита!

— Мам, я слушаю.

— У тебя все к первому сентября готово?

— Да.

— Портфель сложил?

— Да.

— А форма?

— Да.

— Что да?

— Сложил.

— Куда сложил?

Тут мамка меня поймала. Она как опытный следователь, сыпала однотипными вопросами, усыпляя бдительность. А я постоянно прокалывался, вот и сейчас пришлось отдуваться за кратковременную потерю концентрации.

— Ты ее не сложить должен был, а погладить.

— Да погладил я.

— Покажи.

Нифига я не погладил. Портфель сложить — сложил, делов-то, закинул пару тетрадок с учебниками, планшет с пеналом и готово. А вот со школьной формой возиться не хотелось. Да и чего ей будет, висит себе спокойно в шкафу с самой весны, никто не трогает. Но матери виднее, поэтому пришлось доставать и идти гладить.