Жар небес

Лицо ее стало бесстрастным. Она еще несколько мгновений смотрела на отца, потом повернулась к нему спиной, опершись обеими руками о спинку своего кресла.

Коттон еще не закончил выяснения отношений с ней. Он выпрямился и подвинулся к краю кресла.

– И ты осмеливаешься выгораживать этого человека передо мной. Передо мной! – Он стукнул себя кулаком в грудь. Удар отразился болью в еще не долеченном сердце, но он был слишком разгневан, чтобы замечать это. – Надо ж, как тебя угораздило. Влюбиться в такого бабника, как Кэш Будро!

Она снова резко обернулась к нему:

– А почему бы и нет? Ты-то его мать тоже любил. Оба с такой яростью смотрели друг другу в глаза, что долго это не могло продолжаться. Одновременно опустили взгляд.

– Значит, ты в курсе, – сказал Коттон после долгой паузы.

– Да.

– И давно?

– Недавно.

– Он сказал?

– Нет. Трисия. Он вздохнул.

– А какого черта, собственно? Я даже удивляюсь, что ты об этом не знала. Весь приход знал. – Коттон расколол еще один пекан, взял кусочек мякоти и подсунул любопытной белочке. – Я много лет сожительствовал с Моникой.

– Да.

– И сделал бы это снова. – Отец и дочь посмотрели друг другу в глаза. – Даже если бы мне пришлось вечно гореть в аду, я бы все равно любил Монику. – Снова откинувшись в кресле, он положил затылок на спинку и посмотрел вверх. – Мэйси не была… не была горячей женщиной, Шейла. Для нее страсть означала всего лишь потерю самообладания. Не способна она была на сильные чувства.

– А Моника Будро была способна?

На его бледных губах появилась тень улыбки.

– О да. – Он вздохнул. – Еще как! Она все делала со страстью – смеялась, презирала, любила. – Взгляд его стал отрешенным, словно он всматривался в глубь своих воспоминаний, видя там более счастливые времена. – Она была очень красивой женщиной.

Шейлу удивило непривычное выражение его лица. Оно никогда еще не было таким мягким. Эта уязвимость до глубины души тронула Шейлу.

– Вот! А я думаю, что Кэш очень красивый мужчина.

Лицо Коттона мгновенно изменилось, стало злым и безобразным, улыбка исчезла, уголки губ опустились в презрительной гримасе.

– Я смотрю, крепко он тебя обработал, верно? Но ведь ты ему не доверяешь?

– Он для меня был находкой. Да, приходится зависеть от него. Он самый опытный и толковый знаток леса. Все так говорят.

– Да знаю я, черт его дери! – прорычал Коттон. – Мне тоже приходится зависеть от его профессиональных оценок, но я к нему в постель не лезу. Я к нему спиной не поворачиваюсь, чтобы он нож не всадил мне под лопатку.

– Кэш вовсе не такой, – сказала она, желая в глубине души, чтобы это было правдой.

– Не такой? А когда он тебе рассказывал про Монику и меня, о своих угрозах не упоминал?

– Угрозах?

– А! Вижу, не упоминал.

– Я знаю, что у вас с ним было несколько яростных стычек. Одна произошла в ту ночь, когда он привез меня домой с пруда Тибодо. Помнишь? Сразу вскоре после того, как умерла мама.

– Помню, – настороженно признал он.

– Кэш мне тогда помог. Он был единственным, кто не накачивал меня пивом в тот вечер. А ты несправедливо обвинил его во всем.

– Кэш никогда ничего не делает по доброте сердечной. Может, он и не спаивал тебя, но не заблуждайся относительно того, что он заботился о твоем состоянии.

– А из-за чего вы в ту ночь сцепились с ним?

– Не помню.

Он лгал так же, как и Кэш.

– Из-за Моники?

– Не помню. Может быть. Когда Мэйси умерла, Кэш требовал, чтобы я женился на его матери.

Шейла внимательно смотрела на него, пытаясь снова уловить то мягкое выражение любви, которое только недавно осветило его лицо.

– А почему ты отказался, папа? Если так ее любил, почему не женился на ней, когда мама умерла? – С чувством вины добавила:

– Из-за Трисии и меня?

– Нет. Потому что дал слово Мэйси.

– Но она же умерла.

– Это не имеет значения. Я дал слово и не мог жениться на Монике. Она меня поняла и смирилась с этим. А Кэш – нет.

– Ну и за что его винить? Ты испортил жизнь его матери. У нее был выкидыш, знаешь? Глаза Коттона затуманились слезами:

– Проклятие ему за то, что сказал тебе об этом.

– Значит, это правда?

– Да. Но я не знал, что она была беременна. Узнал только потом. Клянусь Богом, не знал.

Она поверила. Он мог косвенно солгать, не сказав всей правды, но никогда не говорил ей вещи, намеренно искажающие истину.

– Моника жила в некоей сумеречной зоне, изгоем общества. Не могла даже выполнять религиозные предписания из-за романа с тобой.

– Ну, это уж был ее выбор, равно как и мой, – жить так, а не иначе.

– И все же, когда умерла мама, у тебя была возможность все это уладить нормально, а ты не стал.

– Да не мог я! – повторил он в сердцах. – Кэшу так и сказал. Теперь вот и тебе говорю. Не мог, понимаешь?! – Он выкрикнул все на последнем выдохе. – Тогда Кэш и поклялся на четках своей матери, что отомстит мне. Обвинял меня, что я, мол, делаю из нее шлюху, обещал, что не успокоится, пока не разорит меня и Бель-Тэр в придачу. – Он судорожно вдохнул. – Как ты думаешь, почему человек с его опытом все эти годы сшивается здесь, живет, как белая шваль, в задрипанной хижине у затона?

– Я его об этом спрашивала.

– Ну и что он сказал?