Жар предательства

Из нагрудного кармана своего пиджака инспектор Муфад извлек блокнот в черной виниловой обложке и большим пальцем стал листать его, пока не нашел нужную страницу.

– Одна записка – полагаю, ваша – гласит: «Ты все разрушил, и я тебя ненавижу. Ты недостоин того, чтобы жить». Это ведь вы написали, да?

– Да, я, – тихо ответила я, опустив голову.

– А он вам ответил: «Ты права. Я должен умереть». То есть если, конечно, это он сам написал.

– А кто же еще? – спросила я сердито, снова вспылив.

– Тот, кто, возможно, хотел причинить ему вред.

– Инспектор, давайте уточним. Вы и в самом деле думаете, что у нас с мужем вышла размолвка и я – женщина, которая в пупок ему дышит и физически гораздо слабее него – в пылу ссоры ударила его головой о стену, тайком вынесла его бездыханное тело из гостиницы, но прежде его почерком написала записку, в которой подразумевалось, что он намерен покончить с собой?

Инспектор несколько мгновений обдумывал мои слова, затем сказал:

– А где гарантия, что вы не спрятали тело где-то в гостинице?

– Меня здесь не было.

– Никто не видел, как вы уходили на свою мнимую прогулку вдоль побережья.

– Я не причиняла зла мужу, – заявила я, чувствуя, как во мне снова закипает гнев. – С тех пор как он отправился в кафе «У Фуада», я его больше не видела.

– Однако вы оставили для него все эти документы и записку, в которой желали ему смерти. Месье Пикар перевел мне распечатку с медицинского сайта. Тоже интересное чтение. Оказывается, вашему мужу сделали вазэктомию.

Молчание. Я видела, что все трое мужчин с удовольствием наблюдают за моей реакцией, понимая, как мне неловко оттого, что им известна грязная суть нашего скандала. Я жестом показала на стул, давая понять, что хочу присесть. Муфад выразил свое соизволение. Я опустилась в кресло, пытаясь придумать, как выкрутиться из этой сомнительной ситуации, и в конце концов решила, что самый достойный выход – сказать правду.

– В Штатах я работаю бухгалтером. Моя фирма ведет и бухгалтерию моего мужа. Сегодня один из моих сотрудников связался со мной и переслал информацию, которую вы обнаружили на кровати. Информацию о том, что мой муж, согласившись на то, чтобы мы попытались зачать ребенка, и прекрасно зная, что мне скоро будет сорок лет и время играет против меня, взял и подверг себя… стерилизации. Как вы понимаете, известие… о таком предательстве… явилось для меня сокрушительным ударом. Когда я получила эти документы, мой муж находился в кафе «У Фуада». Я распечатала их и оставила на кровати вместе с гневной запиской в надежде разбудить его совесть. Потом я ушла на прогулку, а, вернувшись, увидела все это.

Молчание. Инспектор с Пикаром переглянулись. Затем инспектор приблизился ко мне:

– Я глубоко вам сочувствую, madame, однако вы умолчали об одной важной подробности, а именно о том, что сегодня днем вы купили билет на самолет, который вылетает завтра в Штаты из Касабланки в двенадцать часов дня.

Я внутренне напряглась.

– Расторопности вам не занимать, monsieur.

– Работа такая, – ответил он.

– Что касается авиабилета на завтрашний рейс… его покупка продиктована решением поскорее порвать с мужем. В свете того, что я узнала, иначе быть не может: между нами все кончено.

– И вы оставили ему записку, в которой говорите, что он заслуживает смерти за свой проступок.

– Я написала ее в гневе. В ярости. Но я ни в коем случае не хочу, чтобы мой муж пострадал.

– Хотя есть письменное доказательство того, что вы желаете ему смерти. Может, и с полным на то основанием, ведь он поступил подло, расчетливо, вероломно.

Муфад впился в меня пристальным взглядом, и я почувствовала, что у меня увлажнились ладони, а по лицу градом струится пот. С его точки зрения, я была в данном деле заинтересованным лицом.

– Monsieur, – заговорила я, стараясь успокоиться, – зачем бы я стала оставлять мужу такую записку, если бы намеревалась причинить ему зло? И зачем он стал бы писать ответ, если б не мучился стыдом за то, что его уличили в столь чудовищном обмане?

Инспектор лишь едва заметно повел плечами:

– Может, вы сами написали эту записку.

Я встала и прошла к столу, где Пол держал свой большой блокнот «Молескин» в твердой обложке. Это был его дневник, к которому я никогда не прикасалась, считая, что личное священно. Полицейский в форме попытался остановить меня, но инспектор сказал ему что-то, и тот ретировался. Я открыла дневник и нашла страницы, исписанные убористым почерком Пола. А также страницы с набросками и бессмысленными рисунками. И еще несколько пухлых предметов во внутреннем кармане задней обложки. Одну из страниц я, подойдя к кровати, положила рядом с запиской Пола. Даже человеку, не имеющему квалификации графолога-криминалиста, было бы совершенно очевидно, что обе записи сделаны рукой одного и того же человека. Муфад, полицейский в форме и Пикар по очереди взглянули на сравнительные образцы. Инспектор поджал губы.

– А где гарантия, что это не ваш дневник? – спросил он.