— Так как люди живут на земле сотни тысяч лет, — говорил он, — то нет ни одного ни царя, ни владыки, у которого не были бы предки рабами или мужиками...
Мужикам нравились эти слова Артура.
— Да уже известно: поди в бане отличи, кто владыка, а кто просто мужик. Все одинаковы, — отвечали они.
Иногда он рассказывал мужикам о том, откуда взялись люди и земля.
Мужики ему на это говорили:
— Ты не про то расскажи, как земля началась, а откуда она у барина взялась, почему у одного земли глазом не окинешь, а у другого тулупом накроешь.
Когда в наше село приехал губернатор, Артур, нарядившись под Дон-Кихота — на худом одре верхом, с большой деревянной покрышкой от кадушки в одной руке, с длинным шестом, увенчанным пучком соломы, в другой, — явился под окно к губернатору.
— Что это за маскарад? — спросил губернатор, увидя диковинного всадника.
Артур церемонно раскланялся и ответил:
— Бессмертный рыцарь печального образа ходатайствует перед вашим сиятельством о том, чтобы вы возвратили ему его покорного слугу, беззаветного Санчо Пансу, который незаконно отчужден от него со всем скарбом его: и ослом его, и скотом его, и со всем тем, елико суть у ближнего моего, российского дворянина, составляет душу и сердце...
Узнав от Семена Ивановича, хозяина дома, о том, что перед ним «пропащий человек» — так называемый Дурак-барин, губернатор решил принять участие в игре и, обратившись к Артуру, игривым тоном спросил:
— А зачем вам, достохвальный и прославленный рыцарь, понадобился Санчо Панса?
— А я сделаю его губернатором, — ответил Артур и, отсалютовав шестом, поехал дальше.
...Фрося, пастухова дочка, после смерти матери переехала в Кувак и поступила прислугой к Семену Ивановичу, но не сумела «угодить» молодому хозяйскому сыну, и ее уволили. Ходила она по людям, на поденную работу. А когда не было работы, забегала по старой дружбе к нам.
Однажды на посадках сосен она встретила Артура. Он заговорил с ней. Фрося робко отвечала. Потом Артур стал помогать ей: он копал лунки, а она сажала сосенки и рассказывала ему про свою жизнь. С этого дня, где бы ни была Фрося, Дурак-барин старался ее разыскать. Часто он подходил к ее окну и с волнением произносил:
— Евфросиния Максимовна, сказка моя несказанная... Сердце ты мое... Ноги твои целовать недостоин я. Позволь поцеловать прах, попираемый тобой... — И он падал на колени перед домом и целовал землю.
Фрося в испуге забивалась в угол, дрожала и беспрерывно в тревоге спрашивала:
— Родимые мои, да что это с ним приключилось?..
— Пьян Дурак-барин, вот и представляется, — говорил хозяин, выходил за ворота и начинал усовещивать Артура: — Барин, не срами ты ее. Иди, ради бога, подальше...
И Артур молча, опустив голову, уходил по пыльной дороге, а на другой день снова все видели его у окна Фроси и снова слышали его голос, в котором, казалось, было все: и беспредельная тоска, и невысказанная радость, и жалость к самому себе.
2
Дядя Миша все реже и реже встречался с Артуром. Ему артуровское незлобие и бесплодные рассуждения о любви к народу были не по душе. Дядя Миша уехал на юг, где и нашел себе друзей по сердцу. Самые близкие из них были Семен Завалишин, молодой рабочий-волжанин, и молодая революционерка Ольга Николаевна. Вскоре после знакомства дяди Миши с Ольгой Николаевной на рудниках, где работали новые друзья, произошла забастовка. Пригнали солдат, начались обыски, аресты. Ольга Николаевна вынуждена была уехать в Петербург. Дядя Миша и Семен Завалишин уехал на родину Семена, в приволжский город. Здесь оба поступили на металлургический завод, где работала вся семья Завалишиных.
Через некоторое время Ольга Николаевна также приехала в этот город, и закипела работа в кружке. Товарищи собирались на квартире дяди Миши. Но кто-то донес. Троих друзей арестовали, судили и сослали в Туруханский край.
Срок пребывания в ссылке у дяди Миши кончился раньше, чем у его друзей. Однако он не возвратился в родные места, а стал подготавливать побег Семена и Ольги Николаевны.
При побеге случилось несчастье: прыгая с крутого берега в реку, Семен сильно ушибся о камни. Оставив его у местных рыбаков, дядя Миша и Ольга Николаевна спаслись от погони на рыбацкой лодке.
Они остановились на ночь в глухом таежном поселке. Наутро Ольга Николаевна почувствовала себя плохо — знобило, болела голова. Дядя Миша думал, что это скоро пройдет, но жар не спадал, и Ольге Николаевне становилось все хуже. На третий день она потеряла сознание и, не приходя в себя, умерла.
Дядя Миша, крепко полюбивший эту женщину, от сильного горя стал сам не свой. Он две недели бродил по лесу, потом, вернувшись на могилу, еще раз поклонился дорогому праху и отправился в глушь тайги к рабочим на прииски. После этого от него долго не было никаких вестей. Что в это время он делал, с кем жил — никто не знал. Только через два года бабушка от чужих людей получила из Сибири письмо, в котором сообщалось, что сын ее сильно болен. Бабушка отправилась в дальнюю дорогу и привезла его домой.