Жар сумрачной стали

Фургон охраняли четверо. Трое держали в руках факелы, четвертый нацелил копье в спину человеку, лежавшему лицом вниз на мостовой. На двоих факельщиках были ливреи. М-да, и как им удалось выскользнуть незамеченными?.. Ба! Вот на кого жаловался Грессер! Но охранники у дверей их и словом не помянули… Люди Релвея? Разумеется. Из чего следует, что он рассовал своих людей повсюду. Жаль, что нет возможности поручить им сделать за меня мою работу.

Тент был откинут именно с той стороны, с какой я подобрался к фургону, когда меня огрели по макушке. Или уронили мне на голову кусочек неба.

– Ребята видели, как тебя ударили, – сообщил Релвей. – Они прикинули, что стоит, наверное, проследить за фургоном и выяснить, что тут затевается.

Усилием воли я воздержался от комментариев, которые так и просились на язык.

Парень с копьем заставил пленника повернуть голову в противоположную от нас сторону. Релвей не хотел, чтоб я разглядел лицо моего обидчика.

Ну и ладно. По всему, эти четверо – из числа ближайших помощников Релвея. Я постарался запомнить их лица (особо пристально, впрочем, не вглядывался, чтоб не нарваться на отповедь).

Заглянув внутрь фургона, я только покрутил головой.

– Вот зараза! Этого я и боялся… – Три трупа; два вообще без одежды, Том Вейдер – в том самом рубище, которое было на нем, когда я пытался отбить его у Стоквелла с Уэндовером. – Зараза! – Меня охватило отчаяние. Как я расскажу Максу?

– Ты их знаешь?

– Дети Вейдера, Том и Киттиджо. Третий работал в пивоварне, на складе. Его звали Люк. Гилби послал его охранять Тома. Отец семейства, четверо детей… По-моему, все гораздо хуже, чем казалось поначалу. Загадка на загадке, слыхал такую поговорку?

– А если конкретнее?

– Я видел их всех в добром здравии уже после того, как фургон уехал. Хуже того, с Киттиджо я перемигнулся перед тем, как выйти к тебе.

Релвей хмыкнул.

– Звучит паскудно.

– Угу. Итак, что мы имеем? Злодеи растворяются в толпе, стоит только отвернуться. Но те, кого вроде бы похитили, все в зале…

– Оборотни? – предположил Релвей. Я так и хотел, чтобы эту версию выдвинул он.

– Зуб даю. Или кто-то, у кого в рукаве припасена пара-тройка нужных заклинаний.

– С оборотнями у нас никогда проблем не было. Однако…

– Что?

– Капитан получил на днях письмецо с Холма. Мне он его не показывал, сказал лишь, что речь идет об оборотнях.

– В городе полным-полно пришлых. Среди них наверняка есть оборотни. Кто-то наверху мог об этом прознать. – Как правило, туда, где обитают колдуны и чародейки, оборотни предпочитали не соваться. К ним везде относились, скажем так, недоверчиво и старались поскорее спровадить добром. А если не получалось, с ними поступали, как с вампирами, – убивали без всякой жалости. – Честно говоря, я давно заподозрил что-то в этом духе, – продолжал я, – но думал, что обойдется… Уж больно безрадостная перспектива вырисовывается.

Хорошо известно, что оборотни убивают других живых существ и перевоплощаются в убитых. Впрочем, на деле до убийства доходит редко: куда чаще они просто меняют облик, чтобы учинить какую-нибудь пакость, но никого при этом не убивают. И даже если они занимают места тех, кого убили, долго сохранять маску удается лишь отдельным, особо продвинутым особям. А уж обмануть родных покойного способны и вовсе единицы.

Никто не знает истинной природы оборотней. Догадок множество, но достоверных фактов раз-два и обчелся. Обычно они расхаживают в человеческом облике. Может быть, их переменчивость – результат некоего диковинного заболевания, как в случае с вампирами. Наверняка известно лишь одно (по крайней мере, в это верят повсеместно): если оборотень ни в кого не превращается, он умирает. Вот такой расклад… Возможно, и убивают они для того, чтобы раздобыть себе новую душу…

Вопреки расхожему мнению, в родстве с вервольфами они не состоят – хотя, как я полагаю, перекинуться в вервольфа им труда не составит. Был бы образец.

– У кого-нибудь есть серебро? – справился Релвей. Разумная мысль. И вампиры, и вервольфы, и оборотни, по слухам, серебра боятся. Что ж, вот и проверим.

Никто не отозвался, поэтому я с неохотой выудил из кармана одну из монет Норт-Энглиша, самую маленькую. При любой возможности расходы следует сокращать.

– Похоже, тебе платят куда приличней моего, – съязвил Релвей и опустился на колени рядом с пленником. Я в двух словах пересказал историю насчет подкормки идеализма. Релвей расхохотался. Должно быть, и он подвержен переменам: раньше чувства юмора за ним не водилось.

Он задрал рубаху на спине пленника, потом ткнул пальцем в место под лопаткой. До этого места самому не дотянуться рукой при всем желании, если ты, конечно, не акробат какой-нибудь.

– Я взрежу ему кожу, а ты клади монету. Если они и вправду боятся серебра, мы не уберем монету, пока он не выложит нам все, что знает.

Я кивнул. Релвей взял нож и вспорол пленнику кожу со спокойствием военного хирурга.

Серебро подействовало мгновенно. Пленник задергался, завертелся, зашипел, принялся извиваться почище любой змеи.