— Вам она ни к чему, годится только как курьез, а я много занимался историей тайных наук, у меня по ним хорошая библиотека, и я не хотел бы разрознить ее, извлекая из коллекции такой интересный ouvrage[58]
…Паклевецкий сказал — надо отдать ему справедливость, довольно добродушно, — что он это очень хорошо понимает, и заговорил на тему: как удивительно, что самые простые идеи даются человечеству позже всего.— Вот хотя бы эта "Natura Nutrix".Смотрите: какая тщательность работы, кропотливость изысканий. Прямо дело целой жизни. И весь труд — впустую. Человек тысячу лет вертится около химии, электричества, магнетизма, держал много раз в руках их идеи — и все-таки не мог их найти… Точно в жмурки играл с наукою, ловил ее с завязанными глазами… А найти было так просто: стоило только отказаться от идеи о сверхъестественных вмешательствах в жизни человека и природы, стоило только условиться, что все существует и движется само по себе, своею собственною силою — и все нашлось: и химия Лавуазье и Бертоло, и электричество Гельмгольца и Эдисона, и гипнотизм Шарко…
Он долго ораторствовал, нападая на мистику и в особенности на современные сатанические и теософические культы с ожесточением — точно бедняга-сатана был его личный грозный враг. Мне стала смешна горячность его полемики с пустым местом.
Я сказал:
— Поздравляю вас: вы прекрасный оратор. Вы очень искусно разбили современную де-мономанию и вполне доказательно отрицаете дикости мистицизма. Но известно ли вам острое выражение Равиньяни, довольно популярного в своем роде теолога? Он говорит: "Le chef d'oeuvre de Satan est de s'etre fait nier par notre siecle".
Паклевецкий насторожился, задумался, точно перевел про себя фразу, и закатился громким и искренне веселым смехом:
— Но послушайте… ведь это — превосходно! Это — черт знает как метко и верно!.. "Шедевр сатаны в том, что он заставил наш век отрицать его существование"… Очень, очень замысловато. Молодец француз! Ловко потрафил, собака!
Он смеялся до самого отъезда… Но в экипаже — я видел из окна — нахмурился… Нехорошее у него лицо, когда он хмурится, и нехорошую душу оно обличает. Я вижу Паклевецкого насквозь и никогда не доверюсь ему ни на мизинец! И он меня не любит. Не знаю, за что, но я чувствую, что не любит.
Получил сегодня письмо от старого Вучи-ча — он в Каире. Самое жизнерадостное письмо; Зоица совсем оправилась от болезни и… вот уж не ожидал-то: выходит замуж. Старик приложил к письму и карточку жениха: какой-то англичанин, бравый такой малый, выращенный на ростбифе, эле и гимнастике. Как вспомню я убивания этой Зоицы над гробом Дебрянского, делается и гадко, и смешно, что за жалкая тварь эта девица… Тряпка: командовала ею Лала — она шла за Лалою, как на поводу, хотя боялась ее и не любила; потом влюбилась в Дебрянского, стала командовать ею любовь — она взбунтовалась против Лалы и едва сама не умерла, когда эта Лала спровадила бедного Алексея Леонидовича на тот свет. И вот: "башмаков еще не износила". Frailty is your name, women!..[59]
На месте покойника я стал бы сниться Зоице каждую ночь, вроде того, как мраморная невеста преследовала Цампу. А Дебрянский, кстати, и в гробу-то лежал такой нахмуренный, строгий:О Лале Вучич не пишет ни слова. Так, значит, и пропала без вести безумица эта!
Тайна розовой дамы объяснилась. По произведенному Якубом следствию обнаружилось, что розовое платье, подходящее к моему описанию, имеется только у панны Ольгу-си, кузынки пана ксендза Августа Лапоциньского из соседнего Заборья, заведующей домом и хозяйством его велебности. "Une demoiselle a tout faire"[60]
, — называют французы; и что панна Ольгуся, сгорая Евиным любопытством видеть новоприезжего графа Здановского, уже неоднократно делала в наш парк нашествия вместе со своею покоювкою, якобы за ягодами, хотя до ягод еще добрые две недели.Приедет Паклевецкий — поздравлю его: всезнайка, а не догадался!
О панне Ольгусе Якуб говорит с самою коварною и злодейскою улыбкой, ясно намекая всею своею рожею старого, еще крепостного, Лепорелло:
— Ежели пану графу угодно свести интрижку, пусть пан граф не зевает — тут клюнет!
Однако черт возьми велебного Августа! Даже не позволительно обзаводиться для хозяйства такою хорошенькою кузиною…
Отправился вчера кататься верхом, и Ка-рабеля угораздило расковаться как раз у Заборья… В результате я провел вечер у пана ксендза и ел варенец из белых ручек панны Ольгуси. Ольгуся очень красивый двуногий зверь.
Не понимаю, как показалась мне только что не за фею эта сытая и здоровая деревенская красавица с формами Цереры и широко раскрытыми васильковыми глазами? По первому впечатлению, я чуть было не усумнился:
— Да это не она… совсем другая фигура, гораздо грубее лицо…