Жар твоих объятий (Отвергнутая)

Он отстранился от нее в ту минуту, когда она была особенно беззащитна перед пробудившейся в ней внезапной страстью. Неудивительно, что она избегает его взгляда. Непростительность допущенной ошибки уязвляла его мужскую гордость. Он любил женщин, и они отвечали ему взаимностью. Всему виной его шутовской наряд. Ему не следовало изображать ее слугу. Эта ошибка не должна повториться.

Когда снова вспыхнул свет, у Филаделфии разболелась голова. Она чувствовала себя неуютно под обращенными на нее взглядами совершенно незнакомых людей.

— Мне нужно глотнуть свежего воздуха, мадам Ормстед. Прошу простить меня. — Она поднялась.

— Ни за что не прощу. Если вы выйдете сейчас в фойе, вас затопчут ваши поклонники. Мы останемся здесь и попросим Акбара выбрать для нас нескольких посетителей. Садитесь, дорогая. Вам нечего там делать.

Филаделфия опустилась в кресло, с упреком посмотрев на Эдуардо. Это по его вине она оказалась в такой ситуации.

Раздался стук в дверь ложи, и леди Хедда едко улыбнулась.

— Узнайте имя нашего визитера, Акбар.

Он кивнул и на несколько секунд скрылся за дверью.

— Это Генри Уортон, мэм-саиб. — Улыбка Хедды смягчилась.

— Мой племянник? Впустите его. Герберт, мой мальчик! Давай входи. — В ложу вошел высокий молодой человек в вечернем костюме. — А где твоя глупая мать, Герберт?

— Я Генри, тетя Хедда, — ответил молодой человек, и его лицо с правильными чертами слегка покраснело. — Мама чувствует себя прекрасно. — Он перевел взгляд на красивую молодую леди, сидевшую рядом с теткой, и нерешительно добавил: — Но сегодня ее в театре нет.

— Слава Богу! — воскликнула Хедда. — Ненавижу болтать с твоей матерью. Она слишком глупа. Я знаю, что не принято плохо говорить о людях у них за спиной, но твоя мать отказывается признавать свою глупость и продолжает безапелляционно судить обо всем на свете. Что ты таращишь на меня глаза, Делберт? Скажи что-нибудь.

— Я Генри, тетя, — с жалкой улыбкой повторил молодой человек. — Я очень рад встрече. Семья совершенно отчаялась видеть вас снова на публике.

— Это еще почему? — спросила Хедда, поднимая лорнет. — Разве леди зазорно довольствоваться своей собственной компанией, когда общество не может предложить ей ничего интересного? Оставаясь в своем особняке, я спасаю себя от бремени одних и от грехов других. — Она внезапно повернулась к двери. — Акбар? Мне нужно чего-нибудь освежительного. Принеси три стакана, если Гарольд перестанет наконец изображать из себя денди и присядет.

— Слушаюсь, мэм-саиб, — с поклоном ответил Эдуардо. Хедда с самодовольной улыбкой посмотрела на племянника.

— Что ты о нем думаешь?

— Он ваш слуга, тетя?

— Еще что?

— Когда он открыл дверь ложи, я принял его за переодетого лакея.

— Он слуга моей гостьи. — Хедда впервые с момента прихода племянника в ее ложу вспомнила о Филаделфии. — Мадемуазель Ронсар, позвольте вам представить Горация Уортона. Гораций, это моя гостья мадемуазель Ронсар.

Молодой человек встал в полный рост, затем официально поклонился:

— Очень приятно познакомиться, мадемуазель. Я Генри Уортон.

— Неужели я так много прошу? — возмутилась Хедда, нетерпеливо глядя на дверь. — Где Акбар? Этот человек удивительно медлителен, если, конечно, он не бежит выполнять ваши поручения мадемуазель.

— Он делает все возможное, — ответила Филаделфия и переключила свое внимание на Генри. — Я тоже очень рада познакомиться с вами, месье Анри Уортон. — Она специально произнесла его имя на французский манер.

Ее голос произвел на Генри неизгладимое впечатление. Он потрясенно улыбнулся.

— Я всегда ненавидел свое имя, мадемуазель, но в ваших устах оно звучит как музыка.

Если бы он не выглядел при этом таким серьезным, Филаделфия непременно бы рассмеялась.

— Merci, месье Уортон. Вы слишком добры ко мне. Боюсь, что мой английский оставляет желать лучшего.

Генри сел рядом, слегка наклонившись к ней.

— Вы можете произносить мое имя, когда захотите и сколько вам будет угодно, мадемуазель.

В это время вернулся Эдуардо, и ему сразу не понравилось, что Генри Уортон наклонился к Филаделфии. Он не слышал их обмен любезностями, но сразу понял, что девушку пытаются покорить. В считанные минуты она совершенно очаровала молодого человека.

С непонятным раздражением он подошел к ним и сунул между ними поднос.

— Ваш освежительный напиток, мэм-саиб. — Тон его был вежливым, но взгляд, каким он удостоил Генри, был столь свиреп, что тот отпрянул.

— Сначала обслужи мадам Ормстед, Акбар, — с упреком сказала Филаделфия.

— Как прикажет мэм-саиб. — Он слегка поклонился и, вновь одарив юношу свирепым взглядом, протянул поднос почтенной даме. — Может, мэм-саиб хочет, чтобы я избавил ее от присутствия этого мужчины?

— Наоборот, — ответила Филаделфия. — Он же племянник мадам Ормстед, Акбар Месье Уортон, Акбар мой преданный слуга

Генри посмотрел на отталкивающее бородатое лицо и что-то невнятно ответил. Только когда Акбар, обслужив всех, занял свое место у двери, Генри, наклонившись к своей тетке, прошептал:

— Вы уверены, тетя, что держать такого типа под своей крышей небезопасно?