Жара

— Он пришел ко мне, понимаешь? Я не добивался этого места, давно уже снова работал на стройке и получал сдельно в три раза больше. Вдруг однажды он появляется у меня на кухне. Жена пеленала как раз малышку, я пил свое пиво, а он и говорит: «Эмиль, я снова открываюсь. Ты мне поможешь?» Конечно, я сказал «да», не мог же я бросить его в беде. Ударили по рукам, и все тут. И взялись за дело, трудились изо дня в день, с утра до ночи. Мы вернули всех наших прежних клиентов, фирму за фирмой, одного заказчика за другим. А это, знаешь…

— Ну и что? — лениво спросил Бернд. — Что ты имеешь от этого сегодня? Они тебе подсунут кого-нибудь тихой сапой, и все, конец песне. Для таких людей мы просто рабочий материал. Знаешь что, прикинься больным и раздобудь бюллетень, пока тебе и в самом деле не стало худо.

Эмиль выпустил дым через нос, медленно кивнул, вид у него был какой-то отсутствующий. Клапучек поставил на стол поднос с новой выпивкой. Он повернул его так, чтобы Де Лоо было удобнее взять вино. А Гарри наклонился вперед, схватил обеими руками пиво и шнапс и снова удалился в свой угол. Он был занят тем, что прожигал дырки в прокуренной, спускавшейся до батареи гардине.

— Нас ждут неприятности, — сказал Клапучек.

— Конечно, я не профессиональный повар, он это знал. Но охотничий соус, рулет из говядины или запеканка из лапши, бог ты мой, для этого не надо быть обученным поваром. Зато я умею энергично взяться за дело и не спрашиваю, когда конец работы, если идет запарка. Поэтому он меня и взял. И все эти двадцать лет дела идут хорошо, так ведь? Нет испорченных желудков, нет и финансовых потерь. А ты думаешь, они хоть раз додумались сами повысить мне зарплату? Как последняя шестерка, я каждый раз хожу за этим в контору…

— Да я бы после этого палец о палец не ударил, — сказал Бернд и принялся выковыривать окурок из своего янтарного мундштука. — Сходи, дружище, к врачу. Я назову тебе три или четыре места. Ты выложишь им на стол пластиковую карточку больничной кассы, сделаешь кислое лицо — и хоп! можешь четыре недели в потолок плевать. Пусть попробуют покрутиться без тебя. Или ты собираешься пахать на них до самой пенсии?

Хозяйка, маленькая женщина лет сорока пяти, с воздушной прической из взбитых волос, ходила между столами и морщила нос. Веки подведены синим, розовый пуловер из ангоры, кожаные штаны. И голос тоже как из дубленой кожи.

— Эй, парни, у кого из вас носки воняют паленым?

Клапучек ухмыльнулся и погрозил Гарри пальцем.

Тот уже спалил у себя за спиной часть гардины.

— Конечно, обстоятельства изменились, — сказал Эмиль. — Я сам вижу, когда развожу еду клиентам. Все эти новенькие офисы, забитые чиновниками с пластиковыми рожами. Оборот капитала! Карьера! Их уже волнует, сварены ли макароны «аль денте» и пожарены ли бифштексы с кровью или нет! Это в термоизоляционной упаковке-то, представь себе только! Может, прикажете мне брать с собой мясо в дорогу сырым и жарить его с кровью на двигателе? Наш профиль — простая, добротная, однако столовская пища, я сколько раз уже говорил старику об этом. У нас даже микроволновки нет. Ну как я могу приготовить на этом старье жаркое из дикого кабана со взбитым кремом из шиповника или сделать из пюре картофельные медальоны? Или говяжью вырезку «филе-миньон» с кремом из сладкого перца? А знаешь, что она мне каждый раз на это отвечает? Слушай! Да я готов ей в физиономию…

Бернд вытер пену на верхней губе, собрал карты и заново перемешал.

— Это можно было сразу предвидеть. С первого же дня. Мой дорогой, я перепробовал уже тысячу мест, и везде одно и то же. Они набивают себе карманы бабками, а тебя выкидывают на улицу и оставляют мерзнуть под дождем. Так ради чего надрываться? Пойди к врачу, пожалуйся на суставы или желудок, беспроигрышное дело, и у тебя начнется прекрасная жизнь. Задрав ноги, смотришь телевизор, и плевать тебе на эту чертову работу.

— Это ты про кого? Про меня? — Эмиль посмотрел на него оторопело. — Ну и тип же ты. А кто же тогда будет штамповать по тысяче двести порций в день?

Бернд сунул руку в кармашек рубашки и вытащил оттуда пластмассовую вилку.

— Тебя это не должно больше волновать!

Эмиль покачал головой и уставился в пивной бокал.

— Мне всегда хотелось сделать что-нибудь своими руками. А иначе зачем жить-то? Я раньше стоял на стропилах и всегда думал, — вот однажды воскресным днем ты придешь сюда со своим малышом и скажешь ему: этот угол стены выложил я. И укрепил вон ту перемычку. Но пришел старик, и мы принялись вытягивать кухню из дерьма. На душе было очень хорошо. Понимаешь? Ты сделал что-то очень полезное. Ты был нужен людям!