— Еще бы, — засмеялся он. — Обманчивое впечатление. Стоит раскусить их (а уж это они всегда чувствуют), и с ними можно неплохо ладить. Главное, не дать обвести себя вокруг пальца. Все это довольно забавно.
Он посмотрел на ее золотистую головку и изгиб белой шеи. Он любил, когда она вот так сидела напротив него за вышиванием. На ней было что-то мягкое, в бежевых тонах. Он не очень хорошо разбирался в женских нарядах и знал только, что ему нравилось, а что нет, и вот это ему нравилось.
— На тебе что-то новое? — спросил он.
— Боже, дорогой, я это сто лет ношу… А почему они смеялись? Что ты им сказал?
— Я им сказал, не прямо, конечно, что они шайка жуликов.
— И это им нравится?
— Если сказать на хиндустани, то да.
— Мне
— Да, обязательно, — сказал Дуглас без энтузиазма. — Это единственный язык, на котором можно нанести смертельное оскорбление абсолютно изысканным способом. Речь не о тебе, конечно. — Эта мысль его рассмешила. — Вот было бы для них потрясение!
— Отчего же? Миссис Кроуфорд говорит на хиндустани, да и миссис Минниз тоже.
— Да, но не с мужчинами. И потом, они никого не оскорбляют. Это исключительно мужское занятие.
— Как и все остальное, — сказала Оливия.
Он пососал трубку, причмокивая от удовольствия, что заставило ее резко вскрикнуть:
— Прекрати, пожалуйста! — Дуглас вынул трубку изо рта и с удивлением уставился на Оливию. — Я не выношу, когда ты так делаешь, — объяснила она.
Хотя он не совсем понял, почему, но заметил, что Оливия расстроена, и отложил трубку.
— Мне и самому не нравится, — откровенно признался он. Они помолчали.
Оливия перестала шить и смотрела в пространство, нижняя губа у нее обиженно оттопырилась.
— Будет легче, когда ты переедешь в горы. Это просто жара тебя донимает, милая, — сказал он.
— Знаю, что жара… А ты когда сможешь приехать?
— Обо мне не волнуйся, это о тебе мы должны позаботиться. Я говорил с Бет сегодня. Они планируют уехать семнадцатого, и я спросил, не будут ли они так любезны зарезервировать и для тебя спальное место на то же число. Это ночной поезд из Калки, но, честное слово, он не так уж плох. — Дуглас был так доволен, что все устроил, ему и в голову не приходило, что она может отнестись к этому по-другому. — Еще четыре часа в горы, но что за путешествие! Тебе очень понравится. Пейзаж, не говоря уже о смене климата…
— Не думаешь же ты, что я поеду без тебя!
— Ну, там будут Бет Кроуфорд и Мэри Минниз. Они о тебе позаботятся. — Взглянув на ее лицо, он добавил: — Но это же глупо, Оливия. Моя мать по четыре месяца в году проводила вдали от отца, год за годом. С апреля по сентябрь. Ей тоже это не нравилось, но когда работаешь в округе, то ничего нельзя сделать.
— Я
— Очень мило с его стороны, — сухо сказал Дуглас. Он снова взял трубку, чтобы выколотить ее о каминную решетку.
— Да, мило, — сказала Оливия. — Он специально прислал Гарри, чтобы передать приглашение. Не каждый день августейшие особы устраивают приемы для младших офицеров.
— Верно, но я подозреваю, что старшие офицеры нагоняют на него такую же тоску, как и на всех нас.
— На
— На
Она все еще смотрела прямо на него, но уже смягчилась: смотрела не с боязнью, а с любовью, потому что и он так глядел на нее. Она всегда любила его глаза. Их взгляд был совершенно чист и неколебим — взгляд мальчика, который читал книги о приключениях и следует вычитанным в них законам храбрости и чести.
— Почему мы ссоримся? — спросила она.
Он на мгновение задумался и резонно ответил:
— Потому что этот климат приводит тебя в раздражение. Это совершенно естественно, со всеми так бывает. А дома сидеть без дела еще хуже. Поэтому я и хочу, чтобы ты поехала. — Через секунду он добавил: — Ты же не думаешь, что мне это по душе?
Тут уж она совершенно расклеилась, и только его сильные руки могли поддержать ее. Пусть, сказала она, пусть ей будет скучно и жарко, и они будут ссориться, пусть! Но только, пожалуйста, не надо отправлять ее в эту поездку одну.
Наваб сказал: «Дом без гостей — несчастливый дом». И хотя эта фраза, наверное, звучала естественней на урду, Оливия поняла, что он имел в виду, и была польщена и смущена одновременно.
— Вот и я, — заявил Наваб и широко раскинул руки, показывая, что он тут и душой и телом.