Жара в Архангельске

Где-то в феврале он нашёл на мейле её блог, где она писала о своих переживаниях. Салтыков написал ей в комментарии, что очень жалеет о том, что она ушла с форума, просил вернуться, говорил, что ему не хватает её. Олива, прочитав комментарий, ответила, что ей тоже очень жаль, но вернуться на форум она не может. В глубине души она, конечно, надеялась, что Салтыков напишет ей ещё что-нибудь, но он, прочитав её ответ, не стал больше ничего писать. Если он и был в чём-то виноват перед ней, подумал он, то просьбой вернуться на форум если и не полностью, то хотя бы частично эту вину с себя снял. Продолжать же с ней дальнейшее общение, погружаться в это депрессивное болото он не хотел. Ему было жалко её — ничего более. И жалость эта была наполовину брезгливая, как к бездомной голодной собаке — когда человек, движимый состраданием, бросает кусок колбасы изголодавшейся псине и даже осторожно гладит её по спине, но когда видит, что несчастное животное, тронутое лаской случайного прохожего, уже готово принять его за своего хозяина, встаёт и идёт следом за ним по пятам — человек медленно, но верно ретируется. Он готов пожалеть бродячую собаку, накормить, приласкать, но брать её в свой дом — нет...

Олива же, лишившись своей единственной отдушины — форума Агтустуд, впала в настоящую депрессию. Зимнюю сессию она закрыла, только особой радости от этого не испытала. Чтобы хоть отчасти заглушить свои переживания, она купила огромный паззл с замком на картине и собирала его целыми днями, сидя с ногами на разобранном столе, который занимал полкомнаты. В магнитофоне, что стоял там же, целый день звучало радио. Олива любила радио из-за того, что там было много хорошей музыки, но не любила его из-за рекламы и болтовни ди-джеев, поэтому всякий раз, когда песня на одном радио прерывалась рекламой или этой дурацкой болтовнёй, она тотчас же принималась искать музыку на другом радио.

–… Люди бесятся с водки, люди бесятся с жиру, люди думают вечно одно,

Люди тычут в спину, их пальцы горят, а в ботинки стекает дерьмо...

«Да только мне плевать, ведь это их дерьмо,

Это их проблемы, а мне всё равно, – подпевала Олива в такт песне, – Действительно, это их дерьмо, а мне всё равно… И мне должно быть всё равно: что у меня может быть общего с этими людьми? Ничего, решительно, – внушала она себе, – Да, я ошиблась в них, горько ошиблась. Я рано обрадовалась, думая, что нашла друзей, которых я полюбила всей душой, а они оказались волчьей стаей...»

Небо уже было почти собрано, только непонятно было, откуда взялась эта деталь, которая никуда не подходила. Олива вертела её так и эдак, прилаживала её и туда, и сюда – деталь не подходила, хоть и была такого же цвета, как небо.

–… Но я смогу найти то, что смог потерять,

Мне не нужно крыльев, чтобы летать...

«Так и я, наверное, как эта неприкаянная деталь, ищу своё место в жизни и не нахожу… – думала Олива, – Думала, окончу школу, начнётся другая жизнь — ошиблась… Открыла для себя, наконец, этот город Архангельск, полюбила его, полюбила и этих ребят на форуме — и что же? И там я оказалась не ко двору… Взяли и вышвырнули… И, главное, кто? Салтыков, тот самый Салтыков, эсэмэсок которого я ждала как манны небесной...»

И Олива с болью в десятый раз прокрутила в своей голове, как это было.

«…А как, собственно, это было? С чего всё это началось? – снова и снова задавала она себе этот вопрос, – С того ли, что я схлестнулась с Ккенгом, когда он вдруг ни с того ни с сего обозвал меня на форуме неудачницей, и я не смогла это проглотить? Или, может, с того, что на форуме появилась некая Ириска, которую я вообще не трогала, а она первая непонятно с чего окрысилась на меня? Я знаю, она теперь девушка Салтыкова… А Салтыков что же? Салтыков, который писал мне на протяжении двух месяцев, с которым мы подружились и так хорошо общались – теперь этот Салтыков сказал, что ему надоел на форуме флуд, и если мы не прекратим перебранку, он вынужден будет принять строгие меры, забанив профиль того, кто является причиною этого скандала. Естественно, было понятно, что он не собирался забанивать ни Ккенга, с которым он дружит, ни тем более свою обожаемую Ириску. Но к чему были эти завуалированные угрозы? Так бы сразу и сказал, что я там не ко двору…»