Жара

— У всех было предчувствие, — угрюмо сказал Тамбовцев и кивнул в сторону лежащих тел пограничников, — да только ты один дверь открытой держал.

— Жалко ребят, — скорбно сказал Стоянов. — Эх, жисть наша жестянка, судьба поганка… Гриша! — обратился он к подошедшему Абашидзе. — Твоих накрыло.

— Вижу, — срывающимся голосом сказал Григол. — Игорь Иванович начальником оперативного отдела у нас в отряде… был. Толковый мужик! Двое детей у него остались… две девочки. И Эдик, водитель, только три месяца, как контракт подписал…

— Зови, Гриша, своих бойцов, — перебил его Тамбовцев. — Пусть перенесут подполковника и сержанта в «Урал». Двигаться надо, скорбеть потом будем. На заставе, передают по связи, сильно жареным пахнет. С минуты на минуту ждут нападения. А вот и охотник Дрозд с добычей! Доброго каплуна взял!

Боец в «лохматке» — бесформенном камуфляжном, пышно ушитом ленточками костюме разведчика, появился из темноты, волоча за собой стонущего человека.

— Гранатометчик, раненый, — коротко доложил Дрозд, небрежно уложив задержанного боевика у ног офицеров. — Из «мухи» стрелял. Второй, что с ним был, Двухсотый.

— Ай, как мне больно! Перевяжите меня, иначе я умру, — неожиданно истерически завопил пленник.

— Тебе, сволочь, больно? — искренне удивился Тамбовцев.

Он нагнулся, ухватил боевика за волосы и с силой развернул его голову лицом к лежащим на дороге трупам.

— А им уже не больно! — проорал ему в ухо майор. — Больно их детям, женам и матерям. А что такое боль, ты, блевотина, еще узнаешь!

— Вы не имеете права! — плачущим голосом заверещал боевик. — Согласно Женевской конвенции…

— Заткнись, сучонок! — рявкнул на него майор. — И грамотного из себя не строй. Только вякни, гнида лагерная, что ты военнопленный, я тебя своими руками придушу.

— Перевяжите меня, — снова завел пластинку боевик. — Как мне больно! Ой, больно!..

— Стоян, ты как? — обратился к капитану Тамбовцев.

— Да вроде ничего, — пожал плечами Димитр. — Руки-ноги целы, а голове что сделается — сплошная кость. Готов к труду и обороне…

— Тогда займись этим ублюдком, поспрашивай в темпе. Возьми в помощь Митяя. Судя по одежке и внешнему виду, он не с гор пришел, а местный джигит. Думаю, ничего особенно интересного от него мы не услышим, но нам любые сведения в строку.

— Все понял, — кивнул Стоянов и деловито уточнил: — А по окончании беседы куда его? С собой потащим?

— Если окажется сверхценным информатором, в чем я сильно сомневаюсь, может, и потащим. А нет, отдашь его Грише, — Тамбовцев кивнул в сторону Григола, распоряжавшегося переносом тел убитых в «Урал». — Это их кровь…

— Митяй! Тащи этого за БТР, — скомандовал Стоянов, кивая на стонущего боевика. — Он, проказник, на ушко нам что-то хочет пошептать.

Вадим не вмешивался в разговор Тамбовцева с подчиненным и не пытался корректировать его приказания. Он прекрасно понимал, что судьба пленника предрешена. На войне, как на войне! И на чьей стороне правда и милосердие, кто прав, кто виноват, еще будут долго спорить и так и не смогут найти ответа. Потому что его нет и быть не может.

Веклемишев сделал вид, что не понял, о чем идет речь, и просто отвернулся к дотлевающим останкам «УАЗа», которые спецназовцы-пограничники растаскивали в стороны, освобождая дорогу для проезда бронетранспортера. Из темноты из-за БТРа неслись сдавленные стоны и быстрая, плохо различимая речь. Похоже, «водопад» полился. Специальным курсом в учебной программе Отдела шла методика проведения допросов, в том числе — ускоренных, в полевых условиях. Видимо, Стоянов и Митяй имели хорошие оценки по данному разделу обучения. Не прошло и пяти минут, как они вышли на свет фар. Прапорщик бережно укладывал свой знаменитый крис в ножны.

— «Чех» из местных, амнистированный участник незаконных формирований. Даже паспорт при себе имеет, — доложил Стоянов. — Сказал, что сегодня с утра боевики всех мужчин в округе собирали, сколачивали в отряды. Его, как обученного специалиста, посадили у дороги с гранатометом. Клялся, что заставили, что не хотел…

— Да они все не хотели, — пробурчал Тамбовцев. — Только этот ублюдок не промахнулся, выстрел влепил точно в цель, и именно в «УАЗ», где, по расчетам, гость из Москвы должен был находиться. Что-нибудь еще доброе он сказал?

— Ничего толкового, — отрицательно качнул головой Стоянов.

— Ни имен боевиков, ни цели сегодняшней мобилизации не знает. Есть ли еще засады по пути следования, также не в курсе. Сказал только, что такого массового сбора раньше никогда не было и что команда поступила с той стороны Кавказа.

— Зато не массово они собираются в шайки и долбят наших чуть не каждую ночь, — зло бросил Митяй.

— Отставить эмоции, прапорщик, — строго сказал Тамбовцев и вопросительно глянул на Веклемишева. — По машинам? Есть по машинам!

Бронетранспортер уже тронулся, когда из темноты появился Григол в сопровождении сержанта Коли. Митяй и Данила-мастер помогли им вскарабкаться на броню.

— Ну что, прости-прощай, Одесса-мама? — невесело спросил Данила у Григола, однако его вопрос остался без ответа.

Комментариев, как говорится, не требовалось.