- Руфь, если я тебе кое-что покажу, клянешься не рассказывать об этом ни одной живой душе?
- Что значит "кое-что"?
- Но ты клянешься, что не расскажешь?
- Клянусь. А что ты мне хочешь показать?
- Кое-что.
Иджи достала из корзинки пустой стеклянный кувшин и сказала:
- Пошли.
Они отправились в глубь леса. Наконец Иджи ткнула пальцем в дерево:
- Вот.
- Что - вот?
- Вон тот большой дуб.
- А-а.
Иджи взяла Руфь за руку, отвела на сто футов от дерева и сказала:
- Теперь стой на месте и, что бы ни случилось, не двигайся.
- А ты что собираешься делать?
- Не важно. Главное, смотри на меня, ладно? И тихо. Чтобы никакого шума, ясно?
Иджи, босая, медленно пошла к дубу, на полдороге она обернулась проверить, смотрит ли на неё Руфь. Не доходя футов десяти до дерева, она снова оглянулась и убедилась, что Руфь смотрит. А потом случилось удивительное. Очень медленно, на цыпочках, она подкралась к дубу, издавая при этом нежное гудение, и сунула руку с кувшином в дупло.
Внезапно Руфь услышала такой звук, будто рядом включили бензопилу. Небо почернело от огромного роя разъяренных пчел, хлынувших из дупла. В одно мгновение Иджи облепили тысячи пчел. Но она стояла как ни в чем не бывало и через минуту медленно вытащила руку с кувшином из дупла и не спеша двинулась обратно, продолжая негромко гудеть. Пока она шла к Руфи, почти все пчелы улетели. Плотный черный слой на глазах распался, и из-под него появилась улыбающаяся Иджи, целая и невредимая, с кувшином, полным дикого меда.
Она протянула кувшин Руфи:
- Вот, мадам, это вам.
Руфь, напуганная до смерти, тихо опустилась на землю и заплакала.
- Я думала, тебе конец! Зачем ты это сделала? Они же могли закусать тебя до смерти.
Иджи поморщилась:
- Ой, только не реви. Ну прости, пожалуйста. Ты что, меда не хочешь? Я же для тебя старалась. Не плачь, ну! Ведь все в порядке, я часто так делаю, и ни разу меня не ужалили. Честно. Ну вставай, дай я помогу тебе, ты вся перепачкалась.
Она достала из заднего кармана брюк некогда голубой платок и протянула Руфи. Руфь никак не могла унять дрожь, но все же поднялась, высморкалась и отряхнула платье.
Иджи хотелось развеселить её.
- Ты только подумай, Руфь, ведь я никогда раньше не делала этого ради кого-то. И никто на свете, кроме тебя, не знает, что я это умею. Я хотела, чтобы у нас была общая тайна.
Руфь молчала.
- Ну пожалуйста, не сердись на меня1
- Не сердись? - Руфь обняла Иджи: - Ох, Иджи, я не сержусь. Я просто не могу представить, как буду жить, если с тобой что-нибудь случится. Правда!
У Иджи сердце застучало так, что чуть не выскочило из груди.
Когда они съели цыпленка, картофельный салат, печенье и почти весь мед, Руфь прислонилась спиной к стволу, а Иджи положила голову ей на колени.
- Знаешь, Руфь, ради тебя я могла бы убить. Любого, кто тебя когда-нибудь обидит, я сразу убью и никогда не пожалею об этом.
- Ой, Иджи, что за ужасы ты говоришь!
- Никакие не ужасы. Мне кажется, лучше убивать из-за любви, чем от ненависти. Ты не согласна?
- Я думаю, что вообще не надо никого убивать, ни по какой причине.
- Ладно, тогда я бы умерла ради тебя. Как ты думаешь, можно умереть ради любви?
- Нет, нельзя.
- А в Библии написано, что Иисус Христос умер ради любви.
- Это другое дело.
- Ничего не другое. Я согласна умереть хоть сейчас. Была бы единственным в мире покойником с улыбкой на лице.
- Не говори глупостей.
- Но я же могла сегодня умереть, разве нет?
Руфь взяла её за руку и улыбнулась.
- Моя Иджи - заклинательница пчел.
- Я - заклинательница пчел?
- Ты - заклинательница. Я слышала, что такие люди бывают, но видеть не доводилось.
- А это плохо?
- Не-ет, это прекрасно! Разве ты не знаешь?
- Вообще-то я думала, что это со мной что-то не то, может, я псих какой-то.
- Нет, это замечательно. - Руфь наклонилась и прошептала ей на ухо: Заклинательница пчел, вот ты кто, старушка Иджи Тредгуд...
Иджи улыбнулась и посмотрела в чистое синее небо, и глаза у неё тоже стали синими. Она была так счастлива, как теплым летним днем могут быть счастливы только влюбленные.
ПОЛУСТАНОК, ШТАТ АЛАБАМА
29 августа 1924г.
Забавно получается: многие живут рядом с человеком и не замечают, в какой момент они начали любить его. Про себя Руфь знала это с точностью до минуты. Она полюбила Иджи, когда та улыбнулась ей и протянула кувшин с медом. Чувства, которые Руфь старательно прятала, о которых старалась не думать, внезапно нахлынули на нее, и в этот миг она поняла, что любит. Поэтому и заплакала тогда. Никогда она не испытывала ничего подобного, и скорее всего, больше никогда не испытает.
А теперь, месяц спустя, из-за этого ей приходится уезжать. Иджи совсем девчонка, шестнадцать лет, она вряд ли соображает, что говорит. Она не понимает, о чем просит, умоляя Руфь остаться жить с ними. Но Руфь-то все понимала и сказала себе: уезжай, и чем скорее, тем лучше.