Жареный плантан

Я не подозревала, что мои рассказы стали известны учителям, пока однажды в понедельник на последней перемене не увидела в школьном коридоре маму. Класс выстроился перед выходом из кабинета, и когда мисс Какое, учительница-практикантка, открыла дверь, чтобы выпустить нас, я увидела маму, прислонившуюся к оштукатуренной стене: волосы, убранные в неаккуратный пучок, скреплены погрызенным карандашом, на полу возле ног валяется рваный рюкзак.

От одного взгляда на маму у меня задрожали руки. Ей не было места в моих историях, она не сочеталась ни с одной личностью из тех, что я сочиняла для себя в школе.

Мисс Какое повела учеников во двор, а мисс Голд задержала меня, положив ладонь мне на плечо, и поманила маму, приглашая войти в класс. В нашем кабинете занималось несколько классов, поэтому он был одним из самых больших в школе и делился на несколько частей: секции чтения, труда, естествознания, санитарный уголок. Я слышала, как мама шепталась с другими родительницами, будто в некоторых школах стены и потолки осыпаются, а иногда из-за недостатка места детей учат в бараках, но наша школа была совсем другой: просторные светлые помещения, свежая краска на стенах и куча нового оборудования, купленного на пожертвования благотворителей. Моих одноклассников обычно привозили на уроки няни в «рендж-роверах» и БМВ и лишь иногда родители, которые порой останавливались и предлагали моей маме работу.

— Я забираю своего ребенка из школы, — говорила тогда мама и гордо удалялась.

Я дергала ее за рукав:

— А почему мама Кэти спрашивала, не нужна ли тебе работа? Ты ведь и так работаешь.

— Помолчи, Кара, — с каменным лицом бросала мама вполголоса.

Мисс Голд отвела нас в дисциплинарный уголок, где, собственно, располагался только ее стол. Учительница села за него и указала нам с мамой на два синих пластиковых стула по другую сторону.

— Я сразу перейду к делу, миссис… извините, мисс Дэвис, — начала мисс Голд, сцепив пальцы. — По школе циркулируют слухи, пущенные самой Карой, будто бы она во время каникул на Ямайке убила свинью. Дети только об этом и говорят. История произвела настоящий фурор.

— Вы позвали меня сообщить, что моя дочь солгала?

— Так, значит, это неправда?

— Нет, — сказала мама. — Однако должна заметить, что на Ямайке дети часто присутствуют при забое скота и даже помогают взрослым. Но еще раз повторю: моя дочь не принимала участия в таких делах.

— Мисс Дэвис, если честно, даже неважно, правда это или нет. Беспокойство вызывает сам сюжет.

Мама покосилась на меня, но я опустила голову, чтобы не встречаться с ней глазами, и принялась прокручивать в мозгу свою историю: кровь, нож, молоток, визг. Рассказ больше не представлялся мне в образах, остались только слова, которые будто и не мне принадлежали.

— Как мы все поняли — мисс Какос, учитель физкультуры мистер Робертс и я, — Кару привлекает мысль об убийстве животных.

— Ну, дети с удовольствием давят червей, отрывают лапки мухам и прихлопывают пчел. Смерть их интригует.

— Я понимаю, что вопрос деликатный, и не хочу спешить с выводами. Однако, думаю, Каре неплохо бы посетить школьного психолога…

— Позвольте сразу прервать вас, — заявила мама, поднимая руку. Она чуть помолчала и улыбнулась с таким видом, как, бывало, улыбалась кассирам, официантам или нашей квартирной хозяйке, когда те действовали ей на нервы. — Знаете, мисс Голд, — продолжила она, — я ведь хорошо знакома с законом об образовании. И если не ошибаюсь, в подобной ситуации правила таковы: прежде чем отправлять ученика к школьному психологу, учитель обязан дать родителям возможность показать ребенка семейному врачу, а тот уж сам выскажет рекомендации.

Мисс Голд плотно сжала губы, и шея у нее пошла красными пятнами. Когда мама закончила, учительница откашлялась.

— Я все-таки думаю, что ситуация не настолько серьезная, — заметила она. — Просто я сочла нужным поставить вас в известность.

— Благодарю за беспокойство, и позвольте заверить, что вопрос будет решен, — пообещала мама, вставая. Я тоже вскочила. — Если не возражаете, теперь я отвезу Кару домой.

В машине мама повернулась ко мне, тыча пальцем в лицо:

— Ты хоть понимаешь, что натворила?

— Мама…

— Сейчас я говорю! — Она громко щелкнула пальцами, и я вздрогнула. — Эти люди и так считают нас отбросами общества, Кара.

Я открыла рот, хотя понятия не имела, что сказать, но мама тряхнула головой и, отвернувшись, откинулась на спинку сиденья.

— Еще не хватало, чтобы ты своим враньем усугубляла наше положение. Зачем ты болтаешь, будто убила свинью?

Я молчала, сгорбившись на пассажирском сиденье; взгляд блуждал по сторонам, словно ища выход, хотя я понимала, что никогда не смогу просто открыть дверцу и выйти.

Мама ударила ладонью по рулю.

— Я задала тебе вопрос!

— Не знаю зачем, — пробормотала я. — Прости.

— Маленькая лгунья. Если бы ты раскаивалась, то перестала бы сочинять всякую ерунду, — процедила мама. — Ума не приложу, как ты такая получилась. А во дворе ты кому-нибудь говорила?

Я стиснула левой рукой указательный и средний пальцы на правой.