Жаркая ночь

Рик тоже поднялся и крепко поцеловал ее. Энни чувствовала, что этим крепким, страстным поцелуем он пытается ей что-то сказать, однако не поняла, что именно, а спросить не решилась.

Схватив сразу несколько полотенец, Рик отдал половину Энни, и они принялись вытирать друг друга. Потом, по-прежнему не проронив ни слова, Рик взял ее за руку и повел в свою спальню. Ей нравилась эта комната: просторная, светлая, с обоями небесно-голубого цвета и старой кроватью на высоких ножках, покрытая сшитым вручную стеганым одеялом. Даже в самые холодные зимы, которые иногда выдаются в Висконсине, в спальне Рика наверняка по-летнему тепло и уютно.

Рик направился было к окну, чтобы закрыть шторы, однако Энни его остановила:

– Не нужно, пусть в окно светит солнышко.

Надев презерватив, Рик опустился на кровать, и тело Энни словно обдало жаром. Он любил ее медленно, нежно, несколько раз сумел заставить достичь невыразимого блаженства, после чего сам достиг вершины наслаждения.

Когда все кончилось, Энни обняла его и прижалась к нему всем телом, с трудом сдерживая слезы.

К чему плакать? Все равно слезами горю не поможешь.

Потом они снова пошли в ванную, вымылись и отправились на кухню, где Рик, стоя у плиты в одних трусах, приготовил жареные сандвичи с сыром. Забавное зрелище! Энни подумала, что теперь всегда, когда будет есть жареный сандвич с сыром, будет вспоминать Рика и улыбаться. После того как они перекусили, Энни попыталась заманить Рика на второй этаж, чтобы он помог ей убраться. Он не соглашался до тех пор, пока она не сказала:

– Обещаю, ты не пожалеешь. На втором этаже пять кроватей.

– Четыре, – поправил ее Рик, и его голубые глаза вспыхнули от нетерпения.

– Вполне достаточно, – заметила Энни.

Очутившись на втором этаже, Рик по просьбе Энни широко распахнул все двери и окна. Потом она попросила его отодвинуть в сторону старенькое пианино, чтобы вытереть под ним пыль.

Сняв чехол, Энни сыграла «Собачий вальс», решив блеснуть перед Риком своим умением.

– Ну как? – улыбнулась она ему. – Впечатляет?

Улыбнувшись в ответ, Рик встал с ней рядом, взял для разминки несколько аккордов, после чего лихо прошелся по клавишам, огласив весь дом энергичной, ритмичной песенкой в стиле регтайм. Энни, широко раскрыв от удивления глаза, смотрела, как его длинные, загрубевшие от работы пальцы летают по клавишам. Наконец музыка стихла.

– О Господи! Я понятия не имела, что ты умеешь играть. Ты не похож...

– Не похож на человека, который умеет играть на музыкальных инструментах? – договорил за нее Рик. – Я умею играть всего пару песен. Мама выучилась играть, чтобы в случае необходимости суметь заработать на жизнь, а я научился от нее. Но с тех пор, как Хизер уехала из этого дома, я не подходил к инструменту. – Он взял наугад еще несколько аккордов, звучавших то жалобно, то резко. – Мама любила это старенькое пианино.

– Ты все еще скучаешь по ней?

– Иногда, – ответил Рик, не глядя на нее. – Я был еще мальчишкой, когда она умерла.

Ласково поцеловав его в щеку, Энни прошептала:

– У тебя есть ее фотография?

Рик обернулся и указал пальцем на стену:

– Вон там висит. На ней и мама, и папа.

Энни подошла поближе и взглянула на фотографию: приятный молодой человек и крепкая молодая женщина, с гладко зачесанными волосами, в туго накрахмаленном платье. Оба светловолосые, симпатичные. И необыкновенно счастливые.

– Очаровательная пара. Как их звали?

– Джон и Лаура.

– А это, должно быть, твои братья и сестра... У твоих родителей получились красивые дети. Наверное, они гордились тобой?

Рик отвернулся и снова пробежал пальцами по желтоватым клавишам.

– Знаешь, я должен кое-что сделать, – сказал он, переводя разговор на другую тему. – Мне нужно позвонить Хизер. Мы с ней договорились, что она будет давать имена всем новорожденным жеребятам, и если я не скажу ей, что Венера ожеребилась, она ужасно разозлится. А потом возьму инструменты и вернусь сюда. Никуда не уходи.

– Ладно, – пообещала Энни. Глядя, как он направляется к лестнице, горделиво расправив плечи, не желая выносить наружу чувства, бушевавшие у него внутри, Энни вдруг захотелось вновь увидеть на его лице улыбку. – Если ты сумеешь настроить это старое пианино, мы выключим свет и будем танцевать в темноте всю ночь напролет, – бросила она Рику вдогонку.

Обернувшись, Рик ухмыльнулся, чего Энни и добивалась.

– Ты меня в гроб вгонишь, но я умру счастливым человеком.

Рик спустился в кухню, зевая и чувствуя в теле приятную усталость, как бывало всегда после занятий любовью с Энни, и, сняв телефонную трубку, набрал номер.

– Алло, – послышался голос Декера, и благодушное настроение Рика мигом улетучилось.

– Позови Хизер, – холодно проговорил он.

– Одну минуту. Мне нужно знать, давно ли ты видел Энни. Рик молчал. Декер тоже.

– Да будет тебе, – бросил он наконец. – Она ведь живет в твоем доме. Должно быть, приятно снова видеть в доме хорошенькую женщину.

– Позови мою дочь.

– Сейчас. Только сначала передай Энни кое-что от меня. Запиши.

– Слушаю.