Жаркая осень в Акадии

Вопрос, который поднял Хас, был злободневен и требовал однозначного и недвусмысленного решения. А его как раз и не было… Собственно, все было просто: следовало законсервировать своё вооружение и снаряжение из будущего (или настоящего – либо прошлого, которое стало теперь настоящим, хрен разберёшь), до наступления некой весьма и весьма сложной ситуации, а пока перейти на то, что считалось массовым оружием поражения (живой силы противника) в существующих условиях. Довод был один, но зато железобетонный – боеприпасы рано или поздно кончатся, и тогда группа, по сути, станет беззащитна. То есть сравняется возможностями с местными военными и потеряет одно из основных своих преимуществ. А при таком раскладе рано или поздно для всех начнётся игра на выбывание.

У противника здесь большой резерв живой силы. У группы – нет. Технологии изготовления патронов никто не знал. Точнее, знали, но лишь в общих чертах, да и то не все. Изготовить их в это время не представлялось возможным: нет технологии, нет оборудования, нет квалифицированного персонала… да ничего нет, в принципе! Имелся, конечно, собственный «кулибин» в лице Кинцера, который на лету схватывал идеи и нередко находил пусть примитивную, но возможность воплотить их в жизнь в той или иной форме. Вот только двигался прогресс в его лице поистине со скоростью улитки на склоне Фудзи… Но, тем не менее, уже имелись первые образцы нарезного оружия, и шли работы над казнозарядной винтовкой.

И все-таки очень тяжело было расставаться с привычным для XXI века вооружением. Все чувствовали себя голыми. Даже остальные, казалось бы, важные вопросы отошли на второй план. Но выбора не было: Хас был прав, необходимо было законсервировать все снаряжение, которое попало в этот мир с ними, до лучших времён, переодеваться во все местное и вооружаться тем оружием, которое было на данный момент. Осваивать его, думать над тактикой применения… Словом, забот было много. По факту, единственное преимущество, которое оставалось у офицеров перед другими, – это знания. Так себе преимущество, надо сказать. Лёне тоже немного не по себе становилось от этой мысли…

Но это было ещё не всё – группе, привыкшей действовать автономно, теперь были подчинены отряды шотландцев, а вскоре придётся обучать и акадское ополчение, придумывать для него тактику, стандартизировать вооружение, готовить бесперебойное снабжение боеприпасами и питанием. Это, конечно, являлось задачей всей группы, да и было на кого опереться в этом деле – на Аластера Фрейзера и некоторых его подопечных. Но имелась и ещё одна головная боль, за которую ответственность ложилась в первую очередь на его, Лёнины, плечи.

Необходимо было озаботиться вопросами безопасности – как собственной (а для кое-кого ещё и таковой своей семьи), так и сакраментальным вопросом, кто из ополченцев на самом деле будет «играть за другую команду».

А что на острове Святого Иоанна уже наличествуют английские агенты, и что некоторые из них попытаются внедриться в ополчение, к гадалке не ходи. Нужно было обдумать контрмеры – но для этого надо будет оценить обстановку на месте. На это нужно время, а его-то и нет – форты нужно освобождать уже этой осенью, иначе будет поздно.

1 сентября 1755 года. Река Святого Лаврентия. Борт фрегата «Аретюз»

Лейтенант Аластер Фрейзер, командир шотландских рейнджеров

На севере, чуть подернутые дымкой, виднелись невысокие горы, поросшие лесом. На юг до горизонта простиралась водная гладь, а за кормой, на востоке, тут и там красными сполохами пестрели клены на Орлеанском острове. Кончилось наше время в Квебеке… Теперь эскадра из шести кораблей – четырех фрегатов и двух шлюпов – идет в Порт-ля-Жуа на южном берегу острова Святого Иоанна. Там нам предстоит создать полк из акадцев – французского населения тех мест – и отвоевать форты Босежур и Гаспаро на перешейке Шиньекто, вероломно захваченные в июне англичанами. Но, пока мы на борту корабля, у меня появилась возможность немного отдохнуть и осмотреться.

– Это уже море? – спросил я у пробегавшего мимо матроса.

Тот с трудом подавил смех:

– Нет, конечно, господин русский офицер. До моря еще больше суток ходу. А что южного берега не видно – так река широкая. Здесь – четыре лье[7], а потом будет еще шире.