Жаркие ночи

Клаудия думала, что будет чувствовать вину, угрызения совести или подавленность, но она ничего не ощущала. Будет еще время для самобичевания через несколько дней или недель, а сейчас она слишком расслаблена.

— Не надо больше бриться, — попросила она.

Люк с трудом открыл глаза:

— Нет, буду.

Клаудия улыбнулась:

— Мне нравится щетина.

— Тогда сама отрасти.

Клаудия повернулась к нему лицом:

— Я помню, когда-то ты был небритым и лохматым.

И провела по его гладкой скуле. Боже, девчонкой она с восхищением наблюдала, как он возвращался домой из универа нечесаный и растрепанный. И сразу шел на пляж.

Люк снова с удовольствием закрыл глаза, наслаждаясь ее ласками.

— Я жил на пляже, приходилось соответствовать. Но я теперь профессионал, здесь тоже нужно соответствовать. Бриться — это по-лондонски. Щетина — это для Лунной бухты.

Клаудия вздохнула, не готовая смириться с его заявлением, но достаточно мудрая, чтобы понять его.

— Все равно, ты выглядишь сексуальнее, когда небрит.

— Я и так достаточно сексуальный.

Самонадеянно. Она не собиралась спускать ему такое заносчивое заявление.

— Нет предела совершенству.

— Я знаю, сейчас модно выглядеть слегка небритым, но большинство моих клиентов — приверженцы старой школы, уважают людей, которые тратят время на то, чтобы прилично выглядеть.

— По-моему, это полный отстой.

Люка позабавило ее презрение. Да, некоторые действительно «полный отстой», но они богаты и могут позволить себе многомиллионные рекламные кампании.

И это его отстойные клиенты.

Он погладил ее по волосам, веки снова потяжелели, и он отдался приятным ощущениям.

Люк уже почти спал, когда тихий вопрос Клаудии заставил его открыть глаза:

— Так что же произошло у вас с Филиппой?

Может быть, благодаря тому, что он расслабился, вопрос не вызвал особенного беспокойства. Раньше он бы сказал, что это не ее дело, но теперь хотел, чтобы она все узнала.

Может быть, это поможет ей понять его лучше. Например, почему он так стремится к успеху, почему у него не было времени на «Тропикану» и зачем нужно уехать.

С чего начать?

Клаудия ждала. Он не напрягся, как она того ожидала, но прошло довольно много времени, прежде чем он ответил, она уже решила, что он уснул.

— Она поехала в Париж на рабочую конференцию. Я приезжал к ней на выходные. Но подвернулась возможность, и я прибыл на день раньше, думал ее удивить. Она оставила ключи на столе, я забрал их и вошел в комнату. Она была в постели с другим мужчиной.

Клаудия, отвлекшаяся на низкий рокот его голоса, несколько секунд не могла осознать сказанное. Когда до нее дошел смысл, быстро перевернулась на живот, подтянулась на локте к нему ближе и заглянула в его прикрытые веками глаза:

— О, Люк, это ужасно… мне очень, очень жаль. — Она поцеловала его, легко прикасаясь к губам, щекам и векам. — Я даже не могу представить, как это было ужасно.

Люк морщился, кратко обрисовывая отвратительную сцену, медленно прокручивая ее в голове.

— Я был… сражен наповал.

— Ты ничего не подозревал?

Он покачал головой:

— Он ее давний любовник. Первый босс в рекламе из очень престижной консервативной фирмы. Это явно было давно задуманное свидание. Она сказала, что никогда не бросит его.

Клаудия чувствовала, как ему больно от этого предательства.

— Извини, — снова повторила она, целуя его в грудь, ей больше нечего было ему сказать.

Ангел одобрительно кивнул и напомнил, что это ее не касается. Дьявол хотел, чтобы она потребовала адрес Филиппы, а потом приехала к ней и выцарапала ее сучьи глаза.

— Потом стало еще хуже. Мы с ней налаживали собственный бизнес. Все было уже юридически оформлено и готово к работе. Когда я посмел выразить недовольство ее неверностью и разделить бизнес, разорвать наше партнерство, она увела у меня из-под носа самого крупного клиента фирмы. И дело не только в том, что я не мог действовать самостоятельно, фирма потеряла деньги, и был нанесен ущерб нашей репутации.

Клаудия вспомнила свои дурные мысли о Люке за последние годы, и ей стало стыдно. Не удивительно, что у него не было времени ни на нее, ни на «Тропикану». Не удивительно, что он так стремится вернуться в Лондон как можно скорее.

— Это не твоя вина, Люк.

Он увидел в ее глазах сочувствие, красные отсветы играли в их детской голубизне.

— Может, и нет, но я всегда буду винить себя до какой-то степени.

Клаудия не могла и думать об этом.

— Потому что ты любил ее и доверял?

— Да. И больше никогда не буду таким дураком.

Клаудии хотелось зарыдать. Филиппа разрушила не только его веру в себя и профессиональную репутацию, она убила в нем способность любить.

Разрушила его способность полюбить ее.

Она не знала, что сказать и что сделать, чтобы облегчить его страдания и убедить, что одна дурная женщина ничего не значит и остальные люди умеют любить. И вообще, существует настоящая, глубокая и честная любовь. И он об этом знает.

Пусть посмотрит хотя бы на их родителей, чтобы убедиться в этом.

Но один только взгляд в его карие глаза перечеркнул такую возможность.