Жаркие ночи в Майами

В его голосе звучало раздражение. Лайза внимательно наблюдала за ним. Он не был слабаком. Его скромность, желание сделать людей счастливыми, отсутствие тщеславия, казалось бы, указывали на слабость, однако в Робе ощущалась и глубокая внутренняя сила. Его можно было подталкивать только до определенной черты. Дойдя до нее, он превращался в скалу, которую невозможно сдвинуть с места. Он знал, где лежит эта черта, но не демонстрировал это всем и каждому. Люди, считавшие его человеком слабовольным, глубоко ошибались. Может, он как раз и есть настоящий американский герой — добрый парень, которого трудно рассердить, но который становится страшен, когда в конце концов он встает на тропу войны. Латиноамериканцы совершенно другие. Кровные родичи Лайзы склонны бахвалиться. Они демонстрируют свою мужественность с утра и до вечера. Они кажутся крутыми ребятами, но когда наступает время действовать, латиноамериканцы уже не являют собой образец мужского достоинства. Когда начинается драка, они отходят в сторону и предоставляют проливать кровь таким, как Роб Сэнд.

— Да, я действительно с нетерпением ожидаю этих съемок. Хочешь знать почему?

— Почему?

— Потому что я буду сниматься вместе с тобой.

— Спасибо.

— Потому что я влюбилась в тебя.

Лайза сознательно повысила ставку. Солнечный свет упал на лицо Роба. Это Бог послал ему свой луч.

— Нет, Лайза, это тебе кажется. Ты просто… Ты играешь другими людьми. И ты играешь собой.

— Я в игры не играю. Это люди вроде Мэри играют в игры. А я чувствую. Я глубоко чувствую. Я человек эмоциональный. Я не боюсь чувств. А ты?

Роб смущенно засмеялся, не зная, что ответить.

— Я не знаю, Лайза. Такие люди, как ты, для меня — темный лес. Я еще не привык к тебе. Я не могу держаться на таком же уровне… жить так же напряженно. С такими перепадами настроения, с такой драматичностью.

— Я знаю, что это нелегко, — сказала она. — Я и впрямь немножко сумасшедшая. Думаю, мы все такие. Но в глубине души я хорошая. Я верю в Бога. Я стараюсь поступать по совести.

Лайза изобразила на лице, как она надеялась, благочестие и раскаяние. Сейчас ей бы весьма пригодился скромный платочек, чтобы покрыть голову, но его под рукой не было.

— О, Лайза, я знаю, что ты хорошая. Я чувствую. — Роб потянулся и взял ее руку в свою, тронутый признанием Лайзы. — Я не осуждаю тебя. Я просто говорю, что мы с тобой полные противоположности, вот и все. Ты мне действительно нравишься. Правда.

— Ты находишь меня привлекательной? — спросила Лайза, настойчиво идя к своей цели.

— А разве кто-нибудь может не считать тебя привлекательной?

Это был не тот ответ, которого она добивалась.

— А ты? — настаивала Лайза.

— И я тоже.

Это было правдой. Он действительно находил ее очень красивой. Ее красота была просто неземной. Когда он занимался с ней любовью, ее красота устрашала его. К Лайзе можно было пристраститься. Он уже попробовал ее запретный плод. Он познал ее. Если откусить от яблока Лайзы Родригес более одного раза, от этой привычки можно вообще никогда не избавиться.

— Ну так что же? — прошептала она, сжимая его руку.

— Ты, наверное, просто готовишь это для съемок, — проговорил он с застенчивым смешком. — Знаешь, как это бывает: актер и актриса, играющие главные роли, любят друг друга, пока снимается фильм. Так легче играть, а потом «будь здоров, желаю успеха».

— Ты так думаешь?

— Я и сам не знаю, что думать.

И тут Лайза Родригес удивила саму себя. Она вдруг поняла, что собирается сказать, но остановиться уже не могла.

— А я думала, что хочу выйти за тебя замуж.

— За меня… замуж? — вырвалось у него.

Лайза не ответила. Она жгла его своим взглядом. Глаза ее затуманились. Боже правый, она ведь на самом деле не шутит! Что он может сказать ей? Неужели она действительно любит его?

— Ты серьезно? — спросил он.

— А я выгляжу серьезно?

О да, она выглядела серьезной. Как бы подчеркивая это, великолепная слеза выкатилась из ее великолепного глаза.

— Может, пойдем пройдемся по пляжу? — предложил Роб.

Он бросил деньги на столик и встал. Подобный разговор не следовало вести на людях.

Лайза смиренно последовала за ним в своей новой роли смиренной, отверженной возлюбленной. Они перешли дорогу и направились к скамье под пальмами. Солнце пробивалось сквозь листву, обливая их своим сиянием. Над морем стояла дымка. День обещал быть жарким.

— Что нам надо делать перед завтрашней съемкой? Репетировать или что-нибудь в этом роде? — неожиданно спросил Роб.

Сменить тему разговора показалось ему хорошей идеей. Слово «женитьба» еще звенело у него в голове. Оно вызывало потрясение, но также и еще что-то. Оно ему льстило. Лайза Родригес, идущая с ним рядом, хочет выйти за него замуж. Родригес — самая красивая девушка на всем свете!

— Мы правда можем порепетировать, — сказала Лайза.

Теперь она улыбалась, одинокая слеза на ее высокой скуле поблескивала, как легкое воспоминание.

— Каким образом? — спросил Роб.

— Мы можем целоваться. На съемках нам придется много целоваться.

— Прямо здесь, на людях?

Это отнюдь не было отказом.

— Моделям все приходится делать на людях.