— И переживаете до сих пор?
— Да…
— У вас были с ним близкие отношения?
— Не знаю. Скорее — да, чем — нет.
— Вы были девственниками?
— Да. Извините, но я не привыкла обсуждать интимные темы, — твердо сказала Вероника.
— Что ж, это бывает, — невозмутимо сказал доктор. — И настаивать я не вправе. Вам больше нечего мне рассказать, что касалось бы ваших снов и не выходило за принятые вами рамки?
Вероника задумалась.
— Наверное, нет, — сказала она наконец.
— Ну, тогда перейдем к клаустрофобии. Когда вы в первый раз заметили, что боитесь замкнутого пространства?
— В поезде, в купе.
— Ясно. А потом?
— Потом еще раз в лифте. И когда ночевала в маленькой комнате — боялась запирать дверь.
— А в метро?
— Да нет, там все нормально… Хотя нет… один раз было. Когда вагон остановился и машинист стал говорить: «Не волнуйтесь, граждане пассажиры». Тут-то я и заволновалась.
— У вас все ограничивалось волнением? Я имею в виду — какими-то чисто эмоциональными проявлениями?
— Чаще всего — да. Но один раз — когда меня угораздило застрять в лифте — дело кончилось плачевно. Я сначала пыталась открыть двери, а потом завалилась в обморок. Хорошо, что была не одна.
Доктор снова кивнул и сбросил информацию к себе «на подкорку». После этого надолго установилось молчание. Было слышно, как за окном цокают каблуки и вдалеке изредка проезжают машины. Клиника располагалась в одном из тихих переулков в Центре.
Наконец доктор поднялся с кресла и прошел к своему рабочему столу.
— Скажите — вы верующая? — спросил он.
— Ну, это сложный вопрос… — начала Вероника, но доктор остановил ее жестом руки.
— Уточню свой вопрос: вы ходите в церковь, на исповедь?
— Нет…
— Вы не слишком любите делиться с кем-либо своими проблемами — я угадал?
— Угадали. Да мне особенно и не с кем здесь делиться. Все знакомые остались на Сахалине.
— Как бы там ни было, но вы должны понемногу освобождаться от гнетущих воспоминаний. Если вы не имеете возможности делать это устно — так сказать, плакаться в жилетку, то надо использовать самого безотказного и благодарного слушателя.
Вероника вопросительно подняла на него глаза.
— Бумага, — пояснил он. — Бумага — вот самый благодарный и безотказный слушатель. Она может вынести и проглотить все, что вы ей ни расскажете… А между тем эффект будет тот же, что и в случае с жилеткой. Предавая бумаге то, что у вас наболело, вы будете от него освобождаться!
— Это должен быть дневник? — недоверчиво осведомилась Вероника.
— Совершенно все равно. Да хоть роман… Хоть рассказ… Хоть повесть… Просто бессвязный бред… Откройте такой краник внутри — и пусть оно льется, льется… Может, не каждый день. А может, сразу несколько дней подряд попишете — и увидите, что отпускает.
— То есть в этом и будет состоять мое лечение? — уточнила Вероника.
— Ну да.
— И от кошмаров, и от клаустрофобии?
— Да! Только единственное условие: вы не должны ничего утаивать. Бумага этого не любит. Если я могу простить вам лукавство, то бумага не простит ни за что. Режьте, так сказать, правду-матку — чего вам бояться? Ведь если вы как следует позаботитесь, то бумага будет хранить ваш секрет сколь угодно долго. Или же потом — когда вы почувствуете, что уже совсем освободились, вы просто возьмете все свои записи и торжественно их запалите. А, каково? Хорошая мысль? В этом есть даже некоторая романтическая символика, вы не находите?
Вероника улыбнулась и пожала плечами.
— Ладно, не будем загадывать, хотя я почти уверен, что это должно вам помочь.
— Я могу идти?
— Зайдите, когда сами посчитаете нужным. Даже если не почувствуете эффекта вообще…
— Спасибо… — И Вероника на деревянных ногах вышла из кабинета.
В коридоре под дверью ее ждал Анатолий.
— Ну что? — озабоченно спросил он.
— Велели почаще бывать на свежем воздухе, — тихо сказала ему на ухо Вероника. — И поменьше спать с чужими мужьями…
Глава 15
1
Дела в университете складывались неплохо. Справка из очага землетрясения сработала: Максиму разрешили сдавать вступительные экзамены на биофак позже обычных сроков. Илья пытался уговорить его поступать к ним на «почву» — туда было легче пройти, — но Максим с детства мечтал заниматься зоологией. Нет, сначала он в любом случае будет пробовать на биофак…
Он уже написал контрольную по математике — на «четыре» — и теперь готовился к устной биологии. Жил у Ильи, иногда ночевал в так называемой комнате подруги — разумеется, не один, а с Мариной.
В этой убогой комнатенке, где стояли только пружинная кровать да стол, они предавались бурной, ослепляющей любви, после которой оба едва не теряли сознание. Максим потом чувствовал себя раздавленным, ничтожным — как будто его долго мучили и пытали. Но Марина снова встречалась ему — случайно или нет, — и их снова толкало друг к другу.