Жаркие перегоны

Зазвонил один из телефонов, и он быстро поднял трубку, всем своим видом показывая, что все, мол, уважаемая, не могу больше уделить вам ни минуты, до свидания.

Капитолина Николаевна приложила руки к груди, прикрыла с легким поклоном глаза — спасибо. Пошла к двери, размышляя о том, что этот разговор у Желнина — еще полдела. Гарантий-то никаких... Звонок Степняку мог оказаться формальным, ничего не сдвинуть. Надо бы сейчас зайти к Степняку, в распорядительный отдел, потолковать с ним. Ковать железо, пока горячо!..

V.

Жаркий летний день набирал силу. Солнце не поднялось еще и до середины неба, а духота в кабинете уже мешала работать.

Бойчук вышел в коридор, на минуту-другую распахнув окно и дверь. Стоял у стены, курил. Уйти дальше нельзя — его могут вызвать по селектору в любой миг.

Из кабинета — очень тесного, с одним окном — тянул еле ощутимый теплый сквознячок. Конечно, пользы от этого проветривания мало, через полчаса максимум надо будет опять вставать и открывать окно, в которое тут же снова ворвется шум привокзальной площади. Отделенческое начальство лишь обещает поставить в кабинетах кондиционеры, но воз и ныне там.

Да, кондиционер бы надо. Вентилятор, что еле-еле вертится над головой, гоняет тот же душный воздух, проку от него мало. Вон у всех почти диспетчеров двери комнат открыты настежь...

Бойчук торопливо замял сигарету — селектор позвал его.

— Слушаю. — Нога привычно нашла педаль переговорного устройства, пальцы машинально сгребли цветные карандаши. Локти диспетчера лежат на наклонной, удобной в работе крышке стола, перед глазами — давно изученная, отпечатавшаяся в памяти схема участка, так называемого «круга», Ключи — Красногорск. «Круга», пожалуй, самого ответственного, самого напряженного на дороге.

Станция, которая его вызывала, почему-то молчала.

— Диспетчер слушает, — терпеливо повторил Бойчук, встряхивая ворот рубашки — он лип к шее. Поднял голову — вентилятор под потолком лениво и медленно вращал лопастями, даже бумага на столе не шевелилась.

В динамике что-то скрипнуло, пискнуло, зашуршало. Потом виновато заговорил женский голос:

— Тут что-то с трубкой у меня, Евгений Алексеевич.

— Слышу, слышу тебя, Сергеевна!

— Санга говорит. Две тысячи сорок второй проследовал в десять тридцать восемь.

— Понял.

Черная линия на графике — «нитка» тянется вверх. Хорошо, что Санга не задержала этот транзитный состав, он тоже постарается поскорее протолкнуть его за Красногорск.

За его спиной — Беляев. Когда вошел дежурный по отделению, Бойчук не видел, отвернулся, наверное, в этот момент к окну.

— Придется в Шумкове «Россию» остановить, — размышляет вслух Беляев, — больше, пожалуй, негде. По Ключам бы... нет, там уже опоздали.

— Ты о чем это, Владимир Николаевич?

Бойчук на минуту отрывается от дела, смотрит на дежурного по отделению с недоумением — зачем еще понадобилось останавливать скорый поезд? И так ведь опаздывает.

— Приказ из управления дороги: пропустить цистерны.

Беляев локтем уперся в лист графика, склонился к Бойчуку, почти касаясь его лица волосами, от которых исходит запах одеколона.

— А с этими что делать? — Бойчук острием карандаша тычет в номера транзитных грузовых и пассажирских поездов. — Вы же сами мне с Исаевым говорили...

— Говорили, говорили, — Беляев с неудовольствием обрывает диспетчера. — Мне вот тоже говорили. А теперь другое сказали... Словом, так, Евгений Алексеевич: уточни, где у тебя сейчас «Россия», и тормозни ее в Шумкове. Цистерны, три состава с Прикамского отделения, пропусти. Причем постарайся организовать скоростной пропуск.

Беляев, глянув на часы Бойчука, которые лежали на столе, ушел.

«Вот, час от часу не легче. И так толкотня на участке. Теперь еще лучше придумали...»

Бойчук переключил тумблер на селекторе, вызвал:

— Ключи!.. Ключи!..

— Слушаю, Евгений Алексеевич, — тут же отозвался девичий голосок.

— Валюш, где-то в ваших краях «Россия»...

— Она на подходе, Евгений Алексеевич, Верхнюю уже проследовала.

— Да, это я знаю... В общем, сразу вызови меня, как только «двойка» на станцию войдет.

— Хорошо.

«Василек, василек, мой любимый цветок...» — почему-то ввинчивается в мозг настырный мотив детской песенки. Прыгают в ушах, колются дребезжащие звуки — дочка в их однокомнатной квартире с упорством осваивала пианино. «Василек, василек...»

— Чтоб тебя, василек!.. — в сердцах говорит Бойчук.

Некоторое время он сидит, глядит на испещренный «нитками» график. Потом решительно поднимается и, не обращая внимания на чей-то голос в селекторе, быстро идет по коридору, к кабинету Исаева.

 

Белая рубашка начальника отделения резко контрастировала с коричневой полировкой стены. В кабинете жарко, солнце светит во все три высоких окна; Исаев снял светло-серый свой китель, чуть распустил на белоснежной рубашке галстук.

Увидев Бойчука, начальник отделения поморщился.

— Я же сказал тебе, Евгений Алексеевич. Некогда сейчас. Через полчаса разбор ночного сбоя, в управление надо докладывать. Да и у тебя — тишь, что ли, на участке?

— Я не уйду, Федор Николаевич, — твердо, с трудом сдерживая себя, сказал Бойчук.