Жаркие перегоны

— Вот как?! — Исаев теперь не скрывал своего раздражения, сердитыми глазами смотрел на диспетчера. — У меня знаешь сколько неотложных вопросов, Евгений Алексеевич?! Почти шесть часов на отделении движения не было — шутка сказать! А ты... Не горит же!.. В другой раз, некогда!

Исаев с Беляевым, который все это время за спиной начальника отделения делал знаки Бойчуку — мол, не понимаешь, что ли, голова! — уходят, голоса их гаснут где-то в конце коридора.

— Диспетчер! Диспетчер! — настойчиво зовет из открытой двери селектор.

Бойчук, чертыхнувшись, снова занимает свое рабочее место; с ненужной и грубой силой жмет на педаль переговорного устройства.

— Ну? Я диспетчер! Слушаю.

— Здорово, Женя! Горохов. (А, это прикамский диспетчер.)

— Привет.

— Как жизнь?

— Лучше всех, но никто почему-то не завидует.

— Что так?

— ...

— Ясно, не с той ноги, наверное, встал... Ладно, Жень, выручи!

— Чем?

— Возьми у меня пяток четных. Скорый на подходе.

— Куда — в карман себе?

— Скажешь тоже!.. Совсем, что ли, некуда?

— Конечно! Час вот сижу, ломаю голову.

— Но ты все же посмотри, а?.. Я потом вызову тебя.

Динамик, отключаясь, щелкнул.

— Ты ему про Фому, а он тебе про Ерему! — в сердцах сказал Бойчук. — Им, значит, некуда, а ты вертись тут как хочешь. Из кожи лезь.

IV.

Поднимаясь по вытертым до блеска ступеням узкого перекидного моста, вытянувшегося над множеством станционных путей, Виталий Николаевич Бортников, первый секретарь Красногорского обкома партии, пожалуй, и сам еще не мог бы однозначно сказать себе — зачем именно приехал в это утро на Сортировку. Если бы кто-то задал ему такой вопрос, он, подумав, сказал бы, что хочет просто посмотреть работу железнодорожников вот так, непосредственно, не начиная со справок и цифр, приготовленных для него отделом промышленности и транспорта. И это в общем-то было бы правдой. Но, может быть, неполной, потому что работу предприятия все-таки лучше изучить сначала по справкам. Так обычно Бортников и делал. А нынче вот изменил своему правилу. Приехал сюда прямо из дома, предупредив по телефону помощника, что будет на месте часа через полтора.

Где-то на середине моста Бортников остановился, задумчиво глядя вниз на пыльные спины вагонов — захватил вид станции, множества ее путей, составов. Неподалеку скатывались с горба горки вагоны; по два, по три, как связанные, они, послушные чьей-то воле, разбегались по блестящему рельсовому вееру, долго потом катились самостоятельно, находя свой состав — формировались новые поезда. С легкой натугой гудел зеленый маневровый тепловоз, надвигая вагоны на горку, кому-то посвистывал машинист, высунувшись из кабины, а из глубины парка формирования время от времени доносились звонкие металлические удары — это сталкивались сцепами вагоны. На соседних путях двигались параллельно друг другу два грузовых поезда — вагоны поскрипывали, позвякивали металлом. Сверху хорошо были видны грузы: машины, ящики, металлоконструкции, бетонные перекрытия, трубы, разобранные щитовые дома, лес, уголь... Все это плыло и плыло перед глазами, заставляло поневоле сосредоточиваться на мыслях об огромном количестве грузов, о том, что с каждым годом их становится все больше и больше — объемы перевозок стремительно растут. Конечно, это не чья-то прихоть — возить из одного конца страны в другой тот же уголь, — но острая необходимость, нужда промышленности, всего хозяйства. Восточные районы бурно развиваются, осваивается Сибирь, нефтяные кладовые Тюменщины — топливо, бензин нужны всем. Перевозки, перевозки...

— Хватит думать, дядя, поехали! — позвал веселый голос, и Бортников оглянулся — молодой парень в железнодорожной фуражке, идущий по мосту, подмигнул ему. Наверное, у парня было хорошее настроение, и Бортников улыбнулся в ответ, но при этом все же подумал: «Плоховато ты, друг, ездить стал...»

Внизу, совсем рядом, свистнул электровоз. Бортников свесил голову: какой-то поезд втягивался на станцию; суставчатое длинное его тело, извиваясь между белыми полосами рельсов, казалось, каким-то чудом выбирало нужный путь. Облокотившись о широкий угольник перил, Виталий Николаевич смотрел, как поезд замедлял ход, слышал, как тягуче вздыхали тормоза и бодренько, словно радуясь возвращению, погудывал электровоз, но внимание Бортникова как бы скользило по всему этому. Жило в нем сейчас беспокойство, приведшее его сюда, на станцию, на этот вздрагивающий под десятком ног мост, беспокойство, обострившееся с того момента, когда он вскрыл письмо инженера Забелина. Работник управления дороги писал ему, первому секретарю обкома партии, о нуждах магистрали, о том, что «...вам, товарищ Бортников, надо лично и почаще бывать у железнодорожников». Дальше Забелин вносил конкретные предложения по переустройству этой вот сортировочной станции, «которая является сердцем всей магистрали и решительным образом влияет на работу всей дороги».