Жаркий Август. Книга вторая

Мы просто общались, как раньше. Обсуждали то, что было на экране, местами спорили. Вот только время от времени я ловила на себе задумчивый взгляд, от которого на долю секунды становилось не по себе, но потом снова отвлекалась, переключалась. Невольно вспомнила настоятельный совет Никиты, обойтись без всяких сюрпризов и открыть Тимуру правду о скором освобождении. Может, и в том вопросе все мои метания выеденного яйца не стоят? Тоже сама себя завела, накрутила, а проблемы-то на самом деле и нет никакой? Ой, не знаю… Надоели мне все эти размышления, сомнения. Каждый раз, как в них погружаюсь, нахожу не ответы, а новые проблемы.

Уже совсем ночью, когда пересмотрели все, что было можно, и собирались расходиться по комнатам, Тимур все-таки не выдержал и произнес:

— Вась, все в порядке?

— Естественно. Почему ты спрашиваешь?

— Ты сегодня странная какая-то.

— Странная? — чувствую, как тело снова деревенеет, наливается тяжестью.

— Да, — соглашается, не отводя проницательного взгляда.

Отрицать смысла нет. Он прекрасно видел, как я сегодня то белела, то краснела, то металась в панике по дому.

— Не бери в голову, — отмахиваюсь, наигранно бодро улыбаясь, — я из-за Никиткиного отъезда уже второй день сама не своя. Будешь смеяться, но уже соскучилась.

— Только из-за этого? — нахмурившись, уточняет он.

Мне снова неуютно в его присутствии, и остается только благодарить полумрак, царивший в гостиной и не дающий, как следует рассмотреть мою смущенную физиономию.

— Ага.

— Точно?

— Да, точно-точно! Не переживай. Все у нас нормально. Хотя ты меня сегодня порядком достал!

— Я старался, — невозмутимо ответил этот гад, и я поспешила удалиться в свою комнату, потому что по блеску темных глаз поняла: мой ответ его не удовлетворил, перемирие закончилось, и он снова готов взяться за свое.

Комната погружена в темно-лиловую дымку. Причудливо мерцающую, переливающуюся, искажающую очертания объектов. В ванной комнате льется вода, маленьким напором, звонко отбивая ритм по раковине.

Я легла спать, не выключив ее? Странно.

Поднимаюсь на ноги и, сонно потирая физиономию, медленно бреду туда, откуда доносится шум. Дымка будто расступается передо мной, плавно сдвигаясь в стороны. Удивленно протягиваю руку, пытаясь понять, что это такое. Просто туман, цветное марево, приятно холодящее кожу.

В ванной горит яркий свет. Настолько ослепительный, что приходится жмуриться и идти вперед на ощупь. Черт! Когда я успела поставить вместо обычной лампочки мощный прожектор??? А главное — зачем???

Коленкой стукаюсь о косметический столик. Ойкаю и потираю ушибленное место, после чего все так же на ощупь нахожу вентиль крана и перекрываю воду.

Наконец-то тишина. Облегченно выдохнув, осторожно приоткрываю один глаз и с удивлением обнаруживаю, что свет абсолютно обычный. Спросонья что ли, слишком ярким показался? С каждой секундой все больше охватывает ощущение неправильности происходящего, в груди ни с того, ни с сего распускаются огненные лепестки тревоги, страха, паники. Не понимаю в чем дело, пока не натыкаюсь взглядом на зеркало, висящее в стороне. Свое отражение не вижу, но чувствую, как ноги сами, против воли несут меня вперед.

Шаг. Еще шаг. Еще.

Стою сбоку от зеркала, пока еще не попав в зону видимости. Во рту пересохло, горло, будто сдавлено тисками.

Последний шаг.

Поднимаю глаза на свое отражение, и из груди вырывается то ли крик, то ли хрип.

Вижу себя. Тощую, некрасивую, с серыми блеклыми сосульками-волосами. Практически голую. Из одежды лишь больничные одноразовые полупрозрачные трусы.

Лицо бледное с нездоровым желтоватым отливом, сухой дряблой кожей. Только глаза нормальные. Огромные, испуганно распахнутые, подернутые пеленой паники, медленно захватывающей все мое существо.

Корсета на мне нет. Зато свои ребра, обтянутые пергаментной кожей, гипертрофированы. Выступают, как у древнего динозавра, угловато выделяясь на фоне слишком худого тела.

Я не могу дышать. Каждый раз, втягивая через силу воздух, хриплю, ловлю его широко распахнутым ртом, словно пойманная рыба.

Только тут замечаю на своем отражении металлический ошейник, плотно охватывающий шею, врезающийся в кожу. Вскидываю обе руки, чтобы скинуть его с себя. Но пальцы находят лишь пустоту. На мне ничего нет.

Снова впиваюсь взглядом в свое отражение. Оно стоит не шевелясь, не поднимая рук, не повторяя за мной никаких движений. Оно само по себе.

Василиса в зеркале смотрит на меня, чуть склонив голову на бок. Ошейник на ней будто живой. Словно змея, шевелится, поблескивая лоснящимся металлическим боком, пульсирует, постепенно уменьшаясь в размерах. Душит. Но зеркальной Чу все равно.

Удавка стягивается все сильнее именно на мне. Я царапаю когтями шею, по-прежнему ничего не находя. С хрипом падаю на колени, из последних сил ловлю воздух ртом.