Жаркий сезон

Тереза поднимает голову и спрашивает:

— Да?

Полина переводит дух и говорит быстро, пока не передумала:

— Знаешь, как мне надо было поступить? Уйти от Гарри гораздо раньше. Поставить на нем крест и жить дальше.

Тереза вздрагивает:

— Ой…

— Тогда того лета бы не было, и я, возможно, не прониклась бы вкусом к сельской жизни, и мы бы сейчас тут не сидели. И кстати, сегодняшний Гарри меня совершенно не волнует. Наверное, давно надо было это сказать, чтобы ты не смущалась, когда о нем говоришь.

— Ясно.

Тереза растеряна. Произнесены слова, которые произносить нельзя. Негласный запрет нарушен.

— Это жизнь. То, что было невыносимо, уходит в прошлое, и кажется, будто оно происходило с другой женщиной, которую тебе жаль, хотя ты понимаешь, что она вела себя глупо.

Тереза молчит. Она все еще слегка огорошена.

— Пойми меня правильно, — говорит Полина. — То, что было тогда, не исчезает. Оно лишь переходит в какое-то другое измерение. Занятный процесс. А вообще… я просто подумала, что надо тебе сказать. Чтобы ты не боялась задеть мои чувства, когда речь заходит о нем. Нет уже никаких чувств.

— Ясно. Да… Спасибо, что сказала. — Тереза продолжает обдумывать услышанное, примерять на себя. — И… в общем, спасибо.

Она что-то собиралась добавить, но не добавила. Однако непроизнесенное читается в ее глазах. «Нет, это не про меня, — словно говорит Тереза. — У меня все иначе. Совсем иначе».

Вечер. Комбайн уехал, и наступившая тишина кажется неестественной. Ни ветерка, ни шелеста, только кое-где перекликаются птицы.

Полина идет к машине, где, кажется, забыла записную книжку. Книжки там нет. Полина вылезает из машины и видит Мориса, который выходит из дома.

Он идет к ней. Никаких околичностей вроде «Жаркий сегодня был день», только кривая полуулыбка, высланная вперед, словно парламентер с белым флагом.

— Возможно, нам стоит поговорить, — произносит Морис.

Полина оглядывает его с головы до пят:

— О чем нам разговаривать?

Морис смотрит на нее, потом чуть заметно пожимает плечами и уходит назад в дом.

15

Среди ночи раздается звонок.

— Полина? — спрашивает Хью. Голос словно и не его.

— Хью, у тебя все хорошо?

— Да… То есть… нет. Элейн умерла.

Полина сразу понимает, что произошло, и мгновение молчит. Потом:

— Ой… Как?

— Таблетки. Не знаю, где она их взяла. Я время от времени проверял. Ясно было, что есть такая опасность.

— Да. Понятно. — Полина судорожно ищет, что сказать, что сделать. — Хочешь, я приеду?

— Не прямо сейчас. Может быть, попозже. Сейчас всякая практическая суета. — Теперь голос у Хью более спокойный, просто усталый. — Похороны во вторник.

— Ясно.

Мысли разбегаются во все стороны. Бедная незаметная женщина. Одна в доме с таблетками. Хью. Похороны. Надо ли?.. Уместно ли ей прийти на похороны?

— Нет. — Хью опережает ее вопрос. — Не приезжай. Будет ее брат с семьей. У нее был брат, хотя мы с ним почти не виделись. И…

И больше никого, догадывается Полина. У Элейн не было друзей.

— И Марджери, — заканчивает Хью. — Она придет.

Нет, думает Полина, мне в любом случае не следует там быть. Но бедный, бедный Хью… У нее сжимается сердце.

— Как бы я хотела быть сейчас рядом!

— Может быть, если надумаешь выбраться в Лондон ближе к концу недели… Когда все будет позади. Меня это немного взбодрит. Но только если тебе не хлопотно.

— Ой, Хью, конечно, я приеду. Как насчет среды?

Они еще некоторое время говорят, затем Полина кладет трубку и долго лежит, думая про несчастную женщину, запертую в тюрьме своего невроза, и про Хью, который, возможно, горюет не о том, что произошло сейчас, а о чем-то очень давнем. Он никогда не рассказывал о женщине, на которой женился и которую потерял. Ему предстоит научиться жить без обузы, в силу привычки ставшей своего рода якорем. И это может оказаться нелегко.

— …так что я обещала встретиться с ним в среду, — объясняет она Терезе и — невольно — Морису.

Полина предпочла бы побеседовать с дочерью наедине, но Морис вошел на кухню в середине разговора, и пришлось выслушивать его сочувственное бормотание. Морис виделся с Хью раза два-три, и особой симпатии между ними не возникло.

— Да, конечно… — Тереза смотрит на Мориса.

— В среду… — повторяет тот. — Хорошо. Если я смогу перенести встречу на более ранний срок и выехать в понедельник, то к среде успею вернуться.

Полина резко поворачивается к нему.

— Мне надо встретиться с одним человеком в Фонде культурного наследия и посидеть в библиотеке, но я постараюсь сдвинуть все на день. Лучше не оставлять Терезу одну и без машины.

— Да уж, — говорит Полина.

Морис прячет глаза:

— Ладно. Сейчас пойду ему позвоню. Человеку из Фонда…

Он выходит.

Теперь Полина поворачивается к Терезе:

— Или поезжай с ним. Раз уж он все равно мотается туда-сюда. Как-то у нас не получается просидеть тут все лето безвылазно.

Она старается говорить беспечно, словно просто перебирает разные варианты.

— Нет, — отвечает Тереза. — Я об этом думала. Так будет только хуже.

Она уже отбросила всякое притворство.

Ее тон и выражение лица пугают Полину. Что-то еще произошло. Что-то случилось, какие-то слова сказаны.