Жаркое лето 1953 года в Германии

Аденауэру от имени СДПГ отвечал один из основных разработчиков Основного закона ФРГ и весьма умеренный социал-демократ Карло Шмид (Шумахер был тяжело болен). После его слов стало ясно, насколько своевременной и грамотной была «нота Сталина»: «Единство Германии может быть осуществлено, если русские — да и русские тоже — согласятся с общегерманскими свободными выборами. Но неужели кто-то думает, что они пойдут на это, если заранее ясно, что та часть Германии, которую они сдают на основании создаваемых сегодня договорных обязательств, будет включена в блок, который эта Россия считает враждебным… Неужели кто-то верит, что этими договорами можно принудить русских к политической капитуляции?»[153] Под этими словами вполне могли бы подписаться и Ульбрихт, и Сталин. Но Шмид тоже был против нейтральной Германии, хотя и не смог предложить никакой альтернативы.

Пока в Берлине обсуждали проблемы экономики ГДР, в Бонне представители СвДП призывали готовиться к падению «железного занавеса», что поставит перед ФРГ «новую колонизационную задачу». Примечательно, что и в бундестаге боялись финансового краха ФРГ. Министр финансов Шеффер выступал за ратификацию договора о ЕОС, так как это снизит расходы на содержание западных оккупационных войск.

10 июля СЕПГ в Берлине, а бундестаг в Бонне продолжили свою работу. Генеральный секретарь ХСС Франц-Йозеф Штраус назвал идею нейтральной Германии попыткой «коммунизировать» страну. Затем западногерманские парламентарии преподали всему миру, и особенно ГДР, урок истинной демократии. Правительственные партии, к которым присоединилось большинство социал-демократов, вышли из зала, чтобы не слушать председателя фракции КПГ Макса Реймана. Предлогом для этого демарша было упомянутое выше похищение в Западном Берлине Вальтера Линзе, хотя последний знал, на что шел, когда давал указания о проведении диверсий и актов саботажа в ГДР. Поэтому Рейман был в принципе прав, когда предложил распустить все шпионские организации, действующие против ГДР, и тогда в ГДР не будут арестовывать их агентов. Аденауэр потом был раздражен тем, что во время выступления лидера КПГ забыли отключить прямую трансляцию по радио (видимо, таким образом в Западной Германии хотели сберечь нестойкие немецкие души от коммунистического туберкулеза).

Герберт Венер, входивший до 1942 года в эмигрантское руководство КПГ, а теперь ставший одним из наиболее ярых антикоммунистов в СДПГ, прямо обвинил Аденауэра в том, что он выступает за переговоры четырех держав только на словах, а на практике делает все возможное, чтобы они не состоялись. Однако и социал-демократы видели в качестве итогов таких переговоров практически то же самое, что и Аденауэр: присоединение ГДР к ФРГ.

Депутаты бундестага явно взбодрились после устроенной Рейману обструкции, и один из лидеров СвДП Эрих Менде призвал «в свете корейской войны» по-новому оценить участие Германии в войне 1939–1945 годов. Оказывается, как и союзники сегодня, немцы тогда были вынуждены применять «жестокие и коварные» методы в боевых действиях[154]. А следовательно, надо амнистировать всех еще сидящих в тюрьмах военачальников вермахта. Те немцы, которые вернулись из советского плена, очень нужны, продолжал Менде, для повышения мотивации ФРГ к развитию собственной армии, так как они «сполна познакомились со зверской большевистской мордой».

Если сравнивать выступления в Бонне и Берлине, становится понятно, что просто соединить два немецких государства в одно не представлялось возможным. Предварительно должна была одержать победу та или иная точка зрения на будущее Германии. Да и просто нереально было представить себе, что любое советское руководство примирится с Германией, прославляющей героизм вермахта в годы Второй мировой войны.

Бундестаг закончил свои дебаты, когда большинство парламентариев опять вышли из зала, чтобы не слушать представителя компартии. В целом в Бонне хотели ратифицировать оба договора и заставить СССР согласиться с ними и членством будущей объединенной Германии в НАТО. Как этого добиться без войны, никто не разъяснил.

В Берлине делегаты II партконференции СЕПГ лишний раз убедились, что места в единой Германии для них в Бонне не предусматривают. Оставалось одно — всеми силами укреплять ГДР.

Западногерманская пропаганда и американская разведка полностью проглядели принятые на II партконференции СЕПГ ошибочные решения в экономической области. СМИ ФРГ писали, что конференция в этом смысле не дала ничего нового и прежний внутриполитический курс ГДР будет продолжен. Зато много уделялось внимания «строительству социализма» как препятствию для воссоединения Германии. Во многом это делалось для того, чтобы отвлечь население ФРГ от Парижского и Боннского договоров, которые на самом деле и стали по-настоящему серьезным препятствием на пути к единству страны.