Жаркое лето – 2010

– Обещания я всегда выполняю. Если сказал, что расстреляю, значит, расстреляю. Пообещал, что накормлю, значит, непременно, накормлю.… Прочь от двери, гнида кулацкая! Так, а ты, клоун с клыками, наоборот, подойди ко мне. Вот, тебе полпачки папирос, коробок со спичками, буханка хлеба и пять луковиц – на всех арестантов…. Благодарности не жду. Завтра ещё подбросим съестного. Может быть…. Всё, двигай! Вам, мадам невеста, требуется отдельное приглашение? Попрошу проследовать…. Стой! Чуть не забыл. Вот, захватите ещё свечку восковую. Лично от меня.

Дверь – со скрипом – закрылась, угрожающе проскрежетал ключ в замке.

– Аля, дай мне свечу, – попросил Гарик. – Ага, спасибо!

Чиркнув спичкой, он поджёг свечной фитилек и, дождавшись, когда светло-жёлтый язычок пламени наберёт силу, шагнул вперёд, подняв руку со свечой, зажатой в ладони, чуть выше собственной макушки.

В пещерном «предбаннике», видимо, не решаясь далеко отходить в темноту от входной двери, располагались – стоя, и на корточках – семь-восемь крестьян и крестьянок самого разного возраста. Чуть дальше, особняком, на каменном полу сидел молодой мужчина в шинели («Судя по эмблемам, инженер-путеец», – сообщил внутренний голос), с младенцем, завёрнутым в полосатое одеяльце, на руках.

– А вы кто такие будете? – подозрительно прищурился козлобородый старикан в рваном зипуне. – Никак, баре недобитые? Вернее, буржуи недорезанные?

– Будешь хамить, харя лапотная, башку проломлю, – пообещал Гарик, многозначительно демонстрируя старику огромный кулак. – Или же шею твою вытяну на пару аршин, после чего завяжу двойным морским узлом. Понятно излагаю?

– Дык, понятно…, – тут же засмущался дедок. – Как не понять? Пошутил я, сыночек. Сразу видно, что ты будешь из стоящих. Деловой, наверное…. Может, фармазон[121]? Поэтому и переоделся в этакое чучело? Чтобы сподручней было мозги пудрить разным богатым дуракам и дурам? Впрочем, дело не моё…. Родимый, а что у нас с хавкой? Одна буханка хлеба и пять луковиц на всех? Не густо, но и на том спасибо доблестным революционерам. Давай-ка всё сюда, поделю по-честному, пока свечка горит…. Если, новенькие, хотите пить, то прошу. Вон в той жестянке – из-под зарубежного компота – имеется чистая вода. Тут родничок недалече, с четверть версты всего. По пещере – с четверть версты – понятное дело…

«Про родничок-то мы в курсе!», – невесело хохотнул внутренний голос. – «Другое, вот, непонятно…. Что – конкретно? Ох, многое! Если составлять подробный список, то он получится бесконечным…».

Постепенно завязался оживлённый разговор, и кое-что прояснилось. Оказалось, что крестьяне являлись жителями маленького хутора-пасеки, расположенного недалеко от пещеры – на противоположном берегу реки, впадающей в пруд.

– А куда же подевалась Петровка? – спросила Аля и тут же поспешила уточнить: – Я на старой карте наблюдала, что на том самом месте, о котором вы говорите, располагалась большая деревня, именуемая Петровкой.

– Эк, девонька, ты и хватила! – развеселился старик, которого звали Прохором. – Петровка, говоришь? Сгорела давно Петровка, ещё в старинные незапамятные времена.

– Это когда воевали с французским Наполеоном?

– Нет, конечно же. Гораздо позднее, в тот самый год, когда милостивый русский царь отменил крепостное право…. Баре Петровы, они были очень добрыми и справедливыми, людишки крепостные в них души не чаяли. Когда же чиновники объявили, что, мол, воля вольная, крестьяне и взбунтовались. А, ведь, всем известно, что русский бунт, он бессмысленный и беспощадный. Вот, и господскую усадьбу – сдуру – пожгли, и все хозяйственные постройки…. Баре Петровы? Они от сильнейшего расстройства – всем большим семейством – уехали за границу…

– За что же вас, Прохор, в пещере заперли? – прикуривая, поинтересовался Гарик – Небось, кулаки зажиточные? Мироеды жадные и беспощадные? Держи папироску, угощаю!

– Дык, какие кулаки и мироеды? Беднота-голытьба натуральная, – рачительно пряча дарёную папиросу за морщинистое ухо, печально вздохнул старик. – С мёда на хлеб еле-еле перебиваемся…. Вчера в обед заявились солдатики. Вроде бы русские, а говорят не совсем по-русски. Их бородатый начальник и известил, что надо несколько суток посидеть в пещере, считай, под домашним арестом. Мол, по дороге будут проходить секретные воинские части, которых простым людям видеть не полагается. Обещал кормить, а после – когда пройдут все войска – отпустить с миром.

«Понятное дело», – брезгливо скривился внутренний голос. – «Товарищ Лацис обеспечивал – в соответствии с полученными инструкциями – полную секретность переговоров высоких революционных персон. Отпустят ли хуторян живыми? Особенно, после последних указаний товарища Сталина? Трудно сказать…».

Через некоторое время Аля, кивнув головой в сторону, тихонько спросила:

– А тот человек в шинели, с ребёнком на руках, он тоже ваш, с хутора?