Жаркое лето Хазара (сборник)

Конечно, хяким, ужаленный мятежниками, не сидит сложа руки, он ничего не пожалеет для спасения своей репутации, задействует все свои возможности, чтобы обелить себя. Понятное дело, он поднимет на ноги всех своих влиятельных знакомых, потому что ему необходимо выйти из этой борьбы победителем.

Прокуратура может довести до сведения Министерства обороны, что Серкяев взял на работу смутьяна, и тогда ему точно не поздоровится. Потому что там вряд ли захотят закрыть глаза на случившееся и начнут тщательно расследовать все обстоятельства данного дела.

Сегодняшний день стал в жизни Хасара еще одним беспокойным днем, днем тревожных ожиданий. Он понял, что давно начавшиеся в его жизни неудачи преследуют его и сегодня, и это понимание вызвало в нем чувство обиды и обездоленности. Он больше всего переживал из-за своего друга Серкяева, которому доставил столько неприятностей, и очень жалел, что устроился к нему на работу. Ждал, когда же тот вызовет его, чтобы поговорить на эту тему. Но, сколько ни ждал Хасар, Серкяев не вызвал его ни до, ни после обеда.

* * *

Когда Тоты приехала на дачу, рабочий день уже давно закончился, а солнце все еще не село. Стояли долгие летние дни, когда солнце забывало вовремя уйти с горизонта. Вот и сейчас оно взирало с неба, высматривая место для ночлега, и медленно, как по веревке, спускалось вниз.

С тех пор, как в больнице появились нежданные проверяющие, Тоты охладела к своей работе, ей больше не хотелось, как прежде, раньше всех приезжать на работу и уезжать последней, доведя все дела до конца. Она понимала, что ее, прекрасного работника и отличного руководителя, преследуют только потому, что ее отец принял участие в марше несогласных, и мстят ей за это.

Она, конечно, старалась держать себя в руках и казалась спокойной, не обращала внимания на ревизоров, которые изо всех сил стремились найти в работе ее ведомства недостатки и причинить ей зло.

Руководитель комиссии Янджик Мяджиков, поглаживая свой облысевший лоб, то и дело заходил к ней, стараясь казаться вежливым. Понятно, что указывая на мелкие просчеты, он хотел, чтобы Тоты заискивала перед ним и просила, чтобы он сам подправил эти мелочи. Но Тоты вовремя догадалась об этом.

Однажды он зашел к Тоты и, заглядывая в два листа бумаги, произнес:

— Нет точности в названиях препаратов, которые назначались больным, надо было заставлять больных расписываться в том, что они получили те или иные лекарства.

Тоты удивленно посмотрела на ревизора, а потом с достоинством ответила:

— Вот что, Янджик-дяде, сразу видно, что вы не врач.

О какой расписке могут помнить врач и его пациент, когда больной при смерти? И потом, разве наши больные имеют медицинское образование, чтобы разбираться в лекарствах и назначениях?

Она громко и издевательски рассмеялась над невежеством проверяющего.

Провожая его из кабинета, дала понять, чтобы он больше не отвлекал ее по таким пустякам.

— Янджик-дяде, с такими вопросами можешь обращаться к моему заместителю! — она подчеркнула, что для этого и приставила своего зама к ним.

А про себя подумала: "Понятно, чье поручение ты выполняешь. Да с чего вы возомнили себя правомочными распоряжаться тем, что добыто людьми потом и кровью, честным трудом, неужели вы думаете, что ваши посты дают вам право по своему усмотрению распределять землю, на которой уже живут люди, которую они кровью своей защищали?" В душе она гордилась своим отцом, который не побоялся выступить против таких могущественных чиновников, как хяким и его богатые земляки.

… Мать поначалу удивилась, что ее дочь так рано вернулась с работы, для нее это было непривычно, но потом нашла этому объяснение: "Наверняка куда-то ехала, да по пути решила заехать к родителям и проведать их". Она была благодарна дочери за заботу.

Старики как раз собирались поужинать. С трудом передвигая больные ноги, мать носила на сачак еду. Унюхав запах рыбного плова, Тоты подумала, что это любимое блюдо отца, и с долей зависти отметила, что ее мать готовит этот плов лучше, чем она сама.

Как врач она не раз советовала родителям, чтобы они не ели на ночь тяжелую пищу. Старики слушали дочь, но к словам ее не прислушивались: ели все, что хотели.

По этому поводу у нее как-то состоялся разговор с отцом.

Она выразила недовольство тем, что они пренебрегают ее рекомендациями и не соблюдают никакой диеты.

Когда она спросила у отца: "Что, опять тяжелой пищи наелся?", — он вместо ответа вспомнил один случай, произошедший с его старшим братом.

Старший брат старика был скотоводом и жил в песках.