Жаркое лето в Берлине

Она мягко подтолкнула Стивена к двери.

– А теперь очередь за тобой. Займись отцом и Бертой. Не пускай их ко мне ни под каким видом. Выдумай какую-нибудь причину. Будь с ними любезен. Развлеки их разговором, ну, положим, о поездке по Рейну. Вызови на спор, словом, придумай что хочешь, только как можно дольше задержи их. Я хочу побыть наедине со своей дочерью.

Своими тонкими пальцами она коснулась его щеки.

Стивен крепко прижал мать к себе; оба они понимали, что это было их прощанием.

В дверях Стивен обернулся, окинул взглядом мать и жену; и Джой, к своему ужасу, впервые подметила в его лице черты неукротимой воли, характерные отцовские черты. Он насмешливо откозырял.

– Пусть эта ложь покончит с ложью!

Они слышали, как он сбежал по лестнице. До них донеслись голоса Стивена и Берты, затем послышался голос отца. И дверь библиотеки закрылась, заглушив все звуки.

– Хорошо! – Мать закрыла свою дверь, и, когда она повернулась к Джой, лицо ее вновь выражало безмятежный покой.

– У меня есть кое-что для вас, и я хочу, чтобы вы взяли это с собой. Обещайте мне до приезда в Лондон не говорить об этом со Стивеном.

Она достала из сейфа ларец с драгоценностями и открыла его. Драгоценные камни засверкали под лучами солнца, заливавшего комнату.

– Здесь драгоценности моей матери и бабушки, но большая их часть мне досталась от фон Мюллеров. Я хочу, чтобы драгоценности моей матери носили вы, а потом они перейдут к Энн и Патриции. Это не бог весть какие ценности, но это произведения искусства. Вот эту брошь передайте от меня вашей матери, а эти запонки с камнями – отцу. Эти вещи принадлежали моей семье. Передайте также и мои наилучшие пожелания и благодарность.

Она положила вещицы в замшевый мешок и отдала его Джой.

Джой опустила мешочек в глубокий карман жакета; слова же, которые она собиралась сказать, застряли у нее в горле.

– А вот эти драгоценности от фон Мюллеров. Бриллиантовое ожерелье – очень дорогая вещь. Я получила его от свекра в подарок, когда родила двух сыновей крови фон Мюллеров. Я не любила это ожерелье, оно было мне неприятно. Серьги, броши, диадема и вот это кольцо – настоящий прожектор! – бриллианты чистой воды, за них можно получить большие деньги. Эти деньги для Ганса. Ганс еще несовершеннолетний. Поэтому я сделала дарственную на имя Стивена. Дарственная вот в этом конверте. Это на случай каких-либо затруднений. Фон Мюллеры не так-то легко забывают и прощают.

Она помолчала, глядя на ларец, в котором осталось лишь несколько безделушек. Вынимая ожерелье, она задела крышку обтянутого бархатом футляра, в котором некогда лежал драгоценный камень. Замочек открылся, обнаружив три крохотные ампулки, вложенные в вату.

Джой хотела закрыть футляр, но рука матери с молниеносной быстротой легла на ее руку, и она услышала ее глубокий вздох.

– Осторожно! – Встретившись глазами с Джой, она пояснила: – Это для моего сердца.

С чрезвычайной осторожностью она закрыла футляр и положила его на место.

Нахмурившись, она постояла с минуту, поглядела на ларец. Затем, замкнув его на ключ, поставила в сейф, закрыла дверцу и водворила картину на свое место.

Взяв с ночного столика библию, она подошла к Джой.

– Моя дорогая дочь, – прошептала она, – взяв ее под руку. – Я многим вам обязана. Но мне кажется, что вы все еще не вполне поняли, какие негодяи правят сейчас нашей страной. Мы по сей день являемся носителями зла, мы по сей день опутываем мир нашей паутиной, и пусть вот это послужит вам защитой.

Она провела ножом для разрезания бумаги по внутренней подкладке книги и вынула тоненький конвертик.

– Сейчас вы ничего не увидите. Это негативы. Тут снят Хорст; он смеется, стоя перед виселицами, на которых висят французы, жители одной деревушки, повешенные по его приказу. Как только вы ступите на английскую землю, пошлите один снимок отцу Луэллы с просьбой сохранить его для нее. Другой оставьте себе. Нашим я скажу, что снимки отданы вам. Теперь вам надо спешить. Вещи ваши останутся в доме, как будто вы через несколько часов должны вернуться. Из Лондона мне не пишите. Не теряя времени, садитесь на британский самолет и возвращайтесь домой. У «Тайной службы» есть отделение в Лондоне.

Она положила руки на плечи Джой.

– Я отдаю в ваши руки самое ценное, что у меня осталось в жизни. И знаю, что могу быть спокойна.

Слезы застилали Джой глаза, она не могла произнести ни слова.

– Сейчас не время плакать, – сурово сказала мать, и ее пальцы с неожиданной силой сжали плечи Джой. – Если вы начнете плакать, погубите всех нас. Прощайте, дочь моя. – Поцеловав ее, она открыла дверь и медленно затворила ее за ней.

Оставшись одна в комнате, она прижала руку к сердцу, словно та боль, от которой оно разрывалось, была осязаема. Рыдания подступили к горлу, и все невыплаканные слезы грозили прорваться наружу. Но из коридора донесся голос Берты, позвавшей ее. И она быстро прошла в гостиную. Когда туда вошла Берта, она с самым невинным видом сидела за секретером и, оторвавшись от неоконченного письма кузине, вопросительно посмотрела на дочь.

Глава XXII