Жасмин

— Ага, — согласился Бен. — Лучше нам никуда не выходить какое-то время. У нас нет цепей для автомобиля, если что. Как бы не пришлось его вытягивать. На дороге слишком опасно. Надеюсь, к вечеру дороги почистят, и тогда мы сможем съездить в Нойшванштайн. Поедем после ужина.

— Хорошо, — сказала я, гадая, чем буду заниматься все это время ожидания. Если бы я была не с Беном, а с кем-то другим, то предложила бы сходить в бар, выпить, чтобы попытаться расслабиться и отвлечься. Но в сложившихся обстоятельствах, предлагать это казалось бессмысленным, поэтому, когда мы встали из-за стола, я рассталась с Беном на площадке второго этажа. Он поднялся к себе, а я пошла в свою комнату, сказав, что мы встретимся снова за ужином. Бен обычно производил впечатление, что ему со мной скучно, и он с радостью останется наедине с собой. Меня это не очень обижало, потому что я знала — он нелюдим, и скорее всего, вел бы себя так же с любым человеком.

Как только я оказалась в номере, сразу же пошла к своей скрипке. На этот раз в футляре меня не ждала никакая роза, только красивый инструмент. Конечно, у меня была и обычная скрипка, но это совсем другое. Я бы никогда не решилась играть на ней посреди ночи, боясь разбудить Лиама или потревожить соседей. И уж точно не стала бы играть на ней в гостинице. А еще, моя электроскрипка была так прекрасна: её голубая с серебром дека и ненавязчивое, приятное звучание, все в ней было идеально — это была улучшенная версия обычной скрипки.

Может, я была слегка параноиком, раз упаковала с собой два набора струн. Но мысль о том, что струны порвутся, пока я буду за границей, приводила меня в ужас. В этом я напоминала заядлого курильщика, внезапно оставшегося без сигарет. Но сегодня мне не очень хотелось играть. Мне хотелось компании.

Я уже подумывала о том, чтобы взять книгу и спуститься в бар, как в мою дверь постучали. Это был Бен, на лице которого отражалась неуверенность.

— Я... подумал, может, ты захочешь скоротать время за шахматами. Но... если ты хочешь побыть одна... — Его взгляд упал на мой раскрытый футляр, и он сказал. — Не бери в голову, дурацкая идея. Наверное, ты хочешь поиграть на скрипке.

И, не дождавшись моего ответа, он собрался было уже уходить.

— Постой, у тебя есть с собой шахматы?

— Дорожные, — ответил Бен.

— А ты хорошо играешь? — спросила я с улыбкой.

— Довольно неплохо, чтобы скоротать часок другой, — заверил он.

— А ты не будешь плакать, как девочка, если я выиграю?

Бен помолчал, раздумывая, а потом сказал:

— Хайди как-то сказала мне, что я честно признаю поражение, но также умею радоваться победе.

Я улыбнулась. Именно таким был Лиам — он не расстраивался, если проигрывал, но вот если выигрывал, то его распирало от самодовольства. Это определенно шло из семьи.

— Ну, тогда я очень постараюсь не оставить от тебя камня на камне.

Мы вернулись в мой номер и уселись за журнальный столик, поставив шахматную доску между собой.

— Она умная? — спросила я, решив, что благодаря хорошему настроению Бена, могу побаловать свое любопытство.

— Невероятно, — ответил Бен, расставляя фигуры на доске.

Мне было трудно представить, девушку по имени Хайди умной, но скорее всего, виной тому было то, что в школе надо мной нещадно глумилась как раз девочка по имени Хайди. Поэтому, при упоминании этого имени, я представляла себе дуру с длинным языком.

— Черными или белыми? — спросил Бен.

— Что? Ааа. — И я уставилась на доску, прикидывая, насколько хорош он был в шахматах.

— Черными, — решила я. Меня охватил внезапный азарт, но победить я хотела, не имея изначально никакого преимущества.

Он развернул доску, черными фигурами ко мне.

— Она хорошенькая? — спросила я.

— Самая красивая женщина на свете, — ответил Бен.

— Ну надо же, и умница, и красавица, — сказала я с улыбкой. — Интересно, что она в тебе нашла.

Я было подумала, что он может обидеться на шутку, но он посмотрел на меня с теплотой и ответил:

— Полагаю, это одна из величайших загадок в мире.

— Итак, ты пригласишь меня на свадьбу? — спросила я. Внезапно мысль о свадьбе показалась мне невероятно привлекательной. Как было бы здорово, сгладить смерть Лиама версией «и жили они долго и счастливо».

— Конечно, — сказал Бен. — Если будешь держаться от моей мамы подальше. Ты же знаешь, она тебя ненавидит.

— Я в курсе, — сказала я. На самом деле, меня порадовало, что хоть кто-то признал очевидное отношение его матери ко мне, а не пытался уверить, что это всего лишь плод моего воображения. — А ты знаешь, почему?

— Знаю.

— И почему же? — спросила я, когда он не стал развивать эту мысль.

— Она не хотела, чтобы ты выходила замуж за Лиама.

Я знала, что он прав. Но должна была существовать более конкретная причина. Я помнила, что она меня очень любила, но за две недели до свадьбы резко изменила свое отношение ко мне.

— Это потому что я альбинос? — сорвался вопрос с моих губ.

— Что? — удивился Бен.

— Она не хотела, чтобы я выходила за Лиама замуж из-за моей внешности?