Жасмин

Именно так я себе и представляла этот отель, впервые увидев его на фотографии, которую Бен принес в школу. До сих пор не могу забыть, сколько часов мы тогда провели за разговорами о том, что когда-нибудь обязательно сюда съездим... Но отчего-то мне вдруг захотелось оказаться где угодно, только не здесь. Здесь и сейчас мы могли разрушить нашу мечту навсегда. Боль и страдания, которые мы сейчас переживали, не позволят нам насладиться сказочностью этого отеля. Ну почему мы не оказались в каком-нибудь маленьком вшивом мотеле, в который я не мечтала попасть с детства?

Нам выдали блестящие серебристые комбинезоны, которые надевались поверх нашей одежды, серые меховые шапки-ушанки и толстые зимние перчатки. Потом мы отправились в ледяной бар «Абсолют» — большое помещение, высокий потолок которого тоже подпирали колонны. Одну сторону бара, почти во всю длину, занимала барная ледяная стойка, а на стене позади неё, на ледяных полках, красовались ледяные бутылки, подсвеченные сзади. Столики и стулья тоже были вырезаны изо льда. Но чтобы гости не промерзли, стулья покрывали оленьи шкуры. Меня настолько поглотили мысли о том, как бы мне хотелось, чтобы все было иначе, что я даже не заметила, как мы приблизились к бару. Но, как говорится, слезами горю не поможешь. Уж кому это знать, как не мне. Не наслаждаться нам с Беном поездками в собачьих упряжках, катанием на лыжах, ужинами из ледяной посуды и сном в уютной ледяной спальне...

Лукас протянул мне ледяной стакан, полный водки, и в тот же миг я заметила гладкое черное кольцо на его указательном пальце. Точно такое же кольцо я видела на указательном пальце Бена. Я обратила на него внимание еще на «Королеве Мэри».

— Что это? — спросила я, указывая на его кольцо.

— Это? Такие получают все рыцари. Оно защищает нас от лебединой песни, нас нельзя зачаровать. Пошли, сядем за столик.

Мне пришлось взять свою рюмку обеими руками, чтобы та не выскользнула. Перчатки были очень толстыми. Мы уселись за самый дальний столик. Большинство народа весело проводило время возле бара. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы не рухнуть лицом в глыбу льда столешницы, подперев подбородок руками. Было так холодно, что упади из моих глаз хоть одна слезинка, она бы немедленно примерзла к щеке, не успев долететь до стола. Я опрокинула водку в рот и почувствовала, как она разлилась теплом по телу.

— Через полчаса с ним все будет в порядке, — заверил меня Лукас.

Несмотря на то, что рядом с нами никого не было, и нас бы вряд ли кто услышал, я спросила полушепотом:

— Ты имеешь в виду, что через полчаса он превратится в человека?

— Именно.

— А он... он понял, когда ты сказал, что мы пошли в бар?

— Да, он все понимает. С ним все в порядке, он просто не привык... быть лебедем, вот и все. Он пока не может контролировать свое тело. Ну, это типа как учить другой язык. Одни растут с этим, а другие, уже, будучи взрослыми, учатся этому. Им просто нужна практика.

— Это всегда так? — спросила я, вспоминая ужасную сцену наверху — хруст костей, разрыв кожи... — Ну, это всегда так больно, превращение?

— К сожалению, — ответил Лукас. — Обычно трансформация происходит быстрее, потому все не так плохо, но Бен сопротивлялся. Неосознанно, конечно. Он не виноват. Это естественный защитный механизм организма. В конце концов, это прекратится.

— Но зачем ему вообще нужно было трансформироваться?

— Затем, что у рыцарей две ипостаси — человеческая и лебединая. Для каждой свой черед. Нужно найти баланс. Бену это не нравится — он пытается подавить в себе лебедя и этим только вредит себе. Единственная причина, по которой он стал рыцарем — поиск лебединой песни.

— Как это случилось? — спросила я тихо. — Как он вообще им стал?

— Его привела к присяге царевна Людвига, — ответил Лукас. — Я привел его к ней за несколько месяцев до смерти Лиама. Сам он не приблизился к разгадке, где же спрятана лебединая песня, поэтому заключил договор с царевной, что она сделает его рыцарем, а он, в обмен на это, вернет ей песню, когда найдет. Я сам верну ей голос, как только Бен успокоится.

Я с трудом сглотнула.

— А отменить его рыцарство можно?

— Боюсь, что нет, — ответил Лукас. — Билет в один конец и все такое. Рыцари не могут быть разрыцарены. Я говорил ему это еще до поездки в Нойшванштайн, но он не передумал.

— А что Бен сделал? — спросила я. Мне едва удавалось держать свой голос ровным. — За что Лиам его так возненавидел, раз пошел на то, чтобы разлучить нас?

— Боюсь, в этом есть и моя вина, — ответил Лукас. — После того, как Лиам рассказал, что он увидел на озере, Бен сам туда отправился как-то ночью и понял, что брат говорил правду. Когда Лиам сказал ему, что хочет украсть одного из лебедей и продать в научную лабораторию, Бен сказал ему, чтобы тот оставил лебедей в покое.