Жасминовые ночи

Но в последний вечер, когда они сидели за столиком в кафе «Дилавар», а их колени соприкасались под столом, она подумала: «Ты не умрешь, ты не можешь умереть, я слишком сильно тебя люблю» – как будто сила любви и сила этой мысли была способна преградить дорогу смерти. Потом ее захлестнула странная злость на него за то, что он так ее пугает. После этого внутри ее сделалось ужасно пусто – ведь он скоро уедет, она тоже. Но было во всем этом что-то еще, с трудом поддававшееся осмыслению или просто заблокированное инстинктом самозащиты – почти машинальная, неуверенная и наверняка ложная мысль о том, что после их расставания она сможет работать нормально. Смогут ли когда-нибудь объединиться в ее душе такие противоречия? Что-то сомнительно. Даже в это утро разлуки ей было приятно войти в полутемный клуб и знать, что в ближайшие часы в ее голове будет только урок пения с Фаизой.

Стулья в клубе лежали на столиках, перевернутые кверху ножками. Воздух был застоявшийся и прогорклый от сигаретного дыма. Сверху доносились приглушенные звуки танго, чинного европейского танго, которое нравилось Фаизе, а не темпераментного южноамериканского. Танго сменила Элла Фицджеральд. Музыкальные пристрастия Фаизы были очень широкими. Можно сказать, что ее душа принадлежала Востоку, а голова и все, что касалось стиля, – Западу; так что Элла была ее любимой джазовой певицей. Фаиза любила посплетничать и охотно рассуждала об ужасном жизненном старте великой певицы – приюты, бордели, – словно они были близкими подругами. Именно Фаиза обратила внимание Сабы на музыкальность негритянской примы, на ее безупречное чувство ритма.

Открывая дверь, Фаиза приплясывала и напевала песенку о корзинках «A-Tisket A-Tasket», за ее ухом торчал карандаш. Днем она носила линялое платье и большие, немодные очки и выглядела как чья-нибудь тетушка из Александрии. Лишь по вечерам появлялись блестящие платья, яркий макияж и рыжие от хны волосы (как оказалось, парик).

Теперь Саба знала больше о планах Фаизы, а они были амбициозными. До войны и благодаря Озану она сделала успешную карьеру певицы в регионе Средиземноморья – в Италии, Греции, Франции и Стамбуле. Теперь, видя восторженную реакцию Джи-Ай и английских военных, она мечтала отправиться в турне по Америке. Возможно, что там она споет в «Аполло» и встретится с Эллой Фицджеральд… Фаиза загоралась, как девочка, когда они говорили об этом. И хотя в душе Саба была уверена, что в пятьдесят пять лет человек уже стоит одной ногой в могиле, она помогала Фаизе улучшать ее английское произношение в ответ на ее помощь с арабскими и турецкими песнями.

После репетиций они пили чай и беседовали на всевозможные темы – о музыке и еде, поэзии и мужчинах. Фаиза призналась, что в молодости муж бивал ее, и не раз. Как многие египетские мужчины, он был убежден, что честные девушки не поют перед публикой – это неприлично, даже стыдно. Из-за этого у нее много лет болела душа. Но в конце концов она заявила, что имеет право делать то, для чего рождена. Теперь ей наплевать – пардон за грубое слово, – что думают или говорят о ней другие. Со временем – она повела плечом, и в ее глазах мелькнула искорка цинизма – она стала зарабатывать столько денег, что муж и дети ее простили.

Другой большой любовью в жизни Фаизы был отец мистера Озана, тоже богатый торговец. Он открыл ее, девчонку из небогатой семьи, когда она пела на свадьбе бедуинов. Сразу услышал в ней что-то особенное, а позже помог купить одежду, необходимую для выступлений, помог выучить языки и слушать певцов всего мира. Благодаря ему она и стала жить такой жизнью, о какой прежде не смела и мечтать: у нее появилось достаточно денег, чтобы купить себе и своей овдовевшей матери очень симпатичный дом в Александрии и даже машину.

Сегодня они работали над словами «Озкорини». Эта песня в исполнении Умм Кульсум покорила весь арабский мир. Делая ужасные, преувеличенные гримасы, Фаиза показала Сабе, как использовать в пении фронтальные кости лица. Надо научиться пропускать звук через нос (Фаиза называла это ghunna) и нарочно добавлять в голос хрипотцу (bahha). Это трудная вещь, но она помогает выражать сильные эмоции.

– Слушай, как надломится ее голос в конце этой песни, – сказала Фаиза и бросилась к граммофону, полная молодого энтузиазма.