Жасминовые ночи

Теперь смеялись и больные на каталках; на их лицах играли отблески красных огней. Неистово аплодировали и ходячие раненые, сидевшие на неудобных складных алюминиевых стульях. В воздухе уже повисла синеватая дымка от сигаретного дыма.

На сцену снова выскочил Вилли и отбарабанил несколько шуток. Появилась Янина, и он бегал за ней с сачком, когда она порхала под небом пустыни зеленой бабочкой, металась по сцене, словно отчаянно искала бабочку-самца, чтобы спариться с ним под хор из «Шахерезады». Мужчины с тоской смотрели на нее.

Саба услышала гаснущие звуки скрипки, и ее сердце застучало еще сильнее. Из-за кулис она видела, как Янина, взмахивая тонкими руками, грациозно убежала со сцены, и поразилась, насколько та преображалась на сцене – совсем другой человек. Ее имя уже стерли с доски.

– А-а тепеееерь выыыступит нааашаа крааасааавицааа… – Вилли появился на сцене в мешковатом костюме, пошатываясь и держась за горло. Бросил быстрый взгляд за кулисы, чтобы убедиться, что она там. – Пугггающщще пррреееелестная, нашшша маленькая певчччая птичка, мисс Саба Таркаааан!!!

Арлетта стояла рядом с ней и теперь стиснула ее руку и легонько подтолкнула к сцене.

– Давай, детка, срази их наповал, – прошептала она.

Саба почувствовала легкое дуновение ветерка, когда Богуслав и Лев подняли ее, пронесли сквозь красные и желтые огни и поставили в центре сцены. Потом простерли к ней руки, словно тычинки к пестику. Бэгли уселся за пострадавшее фортепиано – в направленном на него прожекторе роились тучи темных насекомых. Он поднял руку, сыграл пару аккордов, и они вместе запели «Будьте счастливы»[79].

Со сцены столько всего видно: коричневые от загара лица солдат; вот раненый приподнялся на каталке, сияет и машет рукой. Саба опрометью бросилась в глубину песни, ей нравился ритм с синкопами, которые лукаво вводил Бэгли, чтобы мелодия не звучала слишком скучно и незатейливо, нравился и ее собственный полнозвучный финал, когда она запрокинула голову и, глядя на Млечный Путь, громко завершила песню. К концу выступления от нее шел пар, а зрители орали и топали. Она взглянула на Бэгли и, когда тот выставил вверх оба больших пальца, с облегчением перевела дух. Тут же ее захлестнула жаркая волна триумфа. Неплохо, а?

Когда Бэгли заиграл игривую версию песни «Вероятно, ты была прелестным ребенком»[80], зрители застонали, заревели, затопали, а она танцевала и пела о том, как любовь сводит с ума юных девушек. Бэгли, несмотря на его личное неприятие сахарина, постоянно напоминал им, что надо подчеркивать сентиментальность этой песни.

– Эти парни сражаются не за демократию и свободу либо подобную чушь. Она сражаются за матерей или за девчонок, и ты олицетворяешь их в течение тех десяти минут, которые они видят тебя на сцене.

Ночной воздух приятно охлаждал разгоряченное лицо Сабы. Макс сказал ей, что, если все пройдет хорошо, она споет третью песню. Она переждала, когда затихнет рокот самолета. Зрительный зал погрузился в тишину. Тогда она объявила, что споет свою любимую песню «Ты для меня все»[81].

Насекомые окутали Бэгли густой завесой. Он сыграл вступление, а когда Саба запела, ей вдруг стало ясно, что ее голос звучит слишком тихо. Бэгли предупреждал ее – когда поешь на открытой сцене, надо учиться по-другому управлять своим голосом. В общем, в медленной песне ей было труднее держать мелодию, чем в маленьких и задорных песенках, с которых она начала выступление. Но она так любила эту песню и после мгновений нерешительности вошла в норму и вспомнила про микрофон. Бэгли учил ее – микрофон для нее лучший друг, которому она поверяет свои секреты. Наконец она и песня соединились, Саба почувствовала, как в ее теле пульсирует глубокое, бархатистое удовольствие, и в конце песни буквально пережила шок, когда вспомнила, где находится. Она посмотрела в зал и увидела слезы, сверкавшие алмазами на глазах многих солдат. Когда она уходила со сцены, зал неистовствовал, свистел, ревел.

– Ах ты, моя овечка. Молодец, дорогая. – Арлетта, скользкая от пота и духов, обняла ее. – Блестяще! Блестяще! Ты нервничала, и это тебе помогло.

Она добавила что-то еще, но Саба не расслышала из-за аплодисментов и криков. Арлетта махнула рукой в сторону темной пустыни.

– Дорогая, сделай мне огромное, огромное одолжение, – попросила она. – Принеси мне пудру из нашей палатки. Я потная, как свинья. Скорее! Скорее! Мой номер следующий.

Окрыленная своим успехом, Саба схватила фонарик и побежала по дороге, ведущей к их палатке. Издалека сцена казалась гигантским крылом огненной бабочки, магнетическим центром в ночном мраке. До нее доносился грохочущий голос Вилли; старый комик был в своей стихии.

– Вы довооольннныыы?

И ответ:

– Дааааа!

Пустыню освещал свет звезд. Когда Саба подошла к палатке, внутри ее горел слабый огонек, а на стенке вырисовывался темный силуэт. Она приподняла полог. На стуле сидел Доминик и ждал ее. Увидев его, она споткнулась и почти упала в его объятья.

Глава 17

Он встал, и ему на глаза упала прядь темных волос.

– Ты! – воскликнула она. – Как же ты…