Жасминовые ночи

– Нет, глупая, конечно, я не уверена, никто не скажет этого точно. Но главное вот что: по его словам, тут скоро начнется такое сражение, каких еще не видел мир.

– Но они всегда так говорят.

– Он уверенно это сказал и пришел в ужас, что нас до сих пор не отправили домой.

– Где будет сражение? В каком месте?

– Он не сказал, не имеет права. Но оно будет где-то вблизи побережья, где находятся все немцы и где есть различные пути доставки. Там, где они в основном сбрасывают бомбы.

– Возле Александрии? Возле Каира?

– Александрии. По его словам, уже всем известно, что сражение начнется там в ближайшие недели. И если нас туда пошлют, нам надо прыгать на первый же пароход и сматываться, потому что там будет слишком опасно.

Еще Арлетта сказала, что их только что передали другому филиалу ЭНСА, актеры которого работают от Алекса до Палестины. Она точно это знает.

– Я работала с одной танцовщицей из этого филиала – Берилл Найт; у нее ужасно курчавые волосы, а так она очень приятная.

– Ну, так мы скоро уедем?

– Нет, в том-то и дело. Капитан Фернес – приятель Уэнтуорта. – Арлетта перешла на неубедительный американский акцент. – Сегодня утром я поклялась ему, что буду молчать как рыба, но очевидно, что нас никуда не отошлют – мы будем следовать по пустыне за Восьмой армией.

– Господи, помилуй!

Они посмотрели друг на друга.

– Тебе хочется этого? – спросила Саба.

– Девочки, поторопитесь! Jaldi jow[95]. – Капитан Кроули уже перешел на крик. Его лицо побагровело от злости.

– Ты имеешь в виду новые переезды и концерты?

– Да.

– Я хочу. А ты?

– Я тоже, – призналась Саба. – Мне невыносимо даже подумать, что я вернусь сейчас домой.

Арлетта загадочно смотрела на нее.

– Вероятно, мы с тобой сумасшедшие, – сказала она и сжала руку Сабы. Обе неуверенно засмеялись.

Бэгли пересел к ним в автобус. Он сообщил, что у них пройдет еще одна репетиция песни в стиле «ду-воп». Он уже объяснил им, что «ду-воп» – это африканская музыка, он слышал ее еще до войны в клубе Гарлема. Песня называется «My Prayer» – «Моя молитва». Он не помнил точно слова, но они о тех искренних обещаниях, которые дает влюбленный.

– Припев песни просто сказочно хорош! Давай, Бога, попробуй, и ты, Арлетта, тоже. Мелодия приблизительно такая: умба-думба, умба-думб, уммма-ббуумм. Надо просто представить негров, поющих эту песню, – они смеются, они пританцовывают, они трясут своими цепями. – Он встал и изобразил несколько танцевальных движений. – Так – ты, Саба, напеваешь мотив, остальные подпевают – «умба-умба».

В этой новой для нас музыке слышится отчетливое эхо мадригалов, – продолжал Бэгли. – «Наступил месяц радости, когда все ликуют»[96], – спел он своим чистым, высоким голосом. – Фа – ля ля ля ля ля ля – вот так – ду-у воп ду-у ва-а, – закончил он хриплым голосом негра.

Кроули сидел рядом с ним, оцепенев от тревоги и смущения. Он всегда терялся, когда вокруг него творилось такое.

Но Бэгли был полон энтузиазма, остальные тоже. Песня преобразила их. Все закончилось взрывом хохота. Тогда Бэгли велел им заткнуться и поберечь голоса до вечера. Саба, сидевшая рядом с Вилли, с ужасом увидела, что по щекам старого комика текут две крупные, словно горошины, слезы. Она пристальней посмотрела на него – белки его глаз покраснели от слез. Вилли, с мятым носовым платком на голове, снова был похож на ребенка, на грустного, толстого ребенка.

– Что с тобой, Вилли, тебе плохо? Опять моторчик шалит? – шепнула она и взяла его за руку. Он крепко вцепился в нее. Обычно он злился, когда кто-то интересовался его самочувствием – боялся, что его отправят домой. Но тут оказалось, что дело не в его сердце.

Он тихонько всхлипнул и прерывисто вздохнул.

– Вообще-то, – пробормотал он после долгой паузы, – ты в этом виновата. Лучше не пой «Мою молитву» солдатам: они обрыдаются, клянусь тебе.

– Ладно тебе, Вилли, – не притворяйся, у тебя какая-то другая причина.

Он огляделся по сторонам, проверяя, может ли говорить свободно.

– Выкладывай. – Она крепче сжала его руку. – Я никому не проболтаюсь.

Он посмотрел на Арлетту – она спала, ее светлые волосы свесились с кресла.

– Вот мой моторчик, но только не в медицинском смысле. – Он шумно сглотнул. – Она.

Автобус подпрыгивал на выбоинах. Волосы Арлетты покачивались, переливаясь в лучах солнца.

– Арлетта?

– Да.

Они оба замолчали.

– Ты помнишь тот замечательный сюрприз, – продолжал Вилли, – когда мы встретились на прослушивании в Лондоне? А как мы с ней работали вместе на Мальте и в Брайтоне! Ну, это не было совпадением – я старался попасть на все гастроли, где она выступала. Но она убивает меня, Саба. – Блеклые глаза Вилли спрятались под веками, а по щеке покатилась новая слеза.

Саба снова сжала руку Вилли. Вероятно, он видел, как Арлетта ушла накануне вечером с тем белокурым американцем.

– Вилли, разве она давала тебе когда-нибудь повод?..

– Ну, понимаешь… она всегда твердит, какой я великолепный, как она меня любит и что я самый забавный из всех, кого она знает. Она такая красавица… – уныло закончил он.

– Да, но, Вилли…