Жасминовый дым

Отключив мобильник, она кинула его на диван, где сидел Костик, стала метаться по комнате, в слабом свете настольной лампы, от зашторенного окна к дверям, пнула валявшийся на полу рюкзачок, бормоча: «Какая она всё же дрянь!» Наткнувшись взглядом на Костика и словно бы удивившись его присутствию, остановилась. Стала объяснять:

– Она даже не отдаёт себе отчёта в том, кому предлагает эту жалкую должность!.. Хоть бы спросила вначале, что я здесь сотворила… Такого ещё не было! Настроение, ритм, образы! В этих строчках спрессовано всё, понимаешь, всё!.. Я их прочту, послушай…

На пёстром фоне штор её девичья фигурка в светлой блузке и тёмных брюках окаменела со сцепленными позади руками. Низкий голос звучал напряжённо-молитвенно, словно заклинал кого-то.

…А лунный чёлн из серебра

Пересекает бездну ночи.

И судеб странная игра

Свой тайный смысл раскрыть не хочет.

Мой белый март, откройся мне,

Что затаил ты в шуме сосен,

Что прячешь в сумрачном окне,

Куда ведёшь – во мглу иль в просинь?

Туманна даль. Неведом путь.

Но ветер свеж. И снег не вечен.

Капель уже звенит чуть-чуть,

Мой жребий ею был отмечен.

Откройся мне, мой белый март,

Что в песне сосен я услышу?

О чём с тобою говорят

Своей капелью эти крыши?

Куда мой чёлн из серебра

Несёт меня – к какой развязке?

…А судеб странная игра

Нет, не снимает с тайны маски.

Последнюю строфу она произнесла расцепив руки, подняв их вверх, а затем – уронив. Глубоко вздохнула:

– Звучит?

– Очень! – откликнулся с дивана Костик. – Просто – очень!

– Если бы те, кто раздаёт литературные премии, воспринимали поэзию так же непредвзято. Но они глухи. Тупы и глухи!.. Как же я их всех ненавижу!.. Нет, надо что-нибудь выпить, иначе сойду с ума.

Она нашла в углу комнаты зафутболенный рюкзак, нашарила в нём кошелёк и, вышелушив из него деньги, протянула Костику:

– Сбегай через дорогу, там, в магазинчике, всегда были фляжки с коньяком. Возьми одну. Нет, лучше две.

6

Он странно замешкался там, в магазине, до которого было минут пять ходьбы. Прошла первая четверть часа, затем вторая, его не было. Она не выдержала, накинув дублёнку, вышла. Пересекла парк по безлюдным, схваченным лёгким морозцем аллеям к центральному входу, вышла на темневшее в обрамлении серых сугробов, тускло освещённое шоссе.

Напротив, у магазина с сизо светящейся рекламой, у самой обочины были припаркованы два милицейских автомобиля с включёнными мигалками. Возле них чернели люди в бушлатах. Чуть в стороне, на гребне смёрзшегося сугроба, маячила знакомая фигурка продавщицы, выбежавшей из магазина в накинутом пальто. Движение по шоссе здесь ослабило свой темп – скоростные иномарки и отечественные «Жигули», проезжая мимо милицейских автомобилей, резко сбрасывали скорость.

Пропустив «джип», слегка замедливший ход, Элина перебежала шоссе, поднялась на бровку, прошла, стараясь не поскользнуться, к автомобилям. Там, между ними, на шоссе лежал накрытый брезентом продолговатый предмет. Люди в бушлатах курили, о чём-то негромко переговариваясь.

Продавщица, переступая с ноги на ногу, дрожа от холода и волнения, сказала подошедшей Элине с возмущением:

– Сбил и даже не остановился! Ну что за люди, никакого сочувствия…

– Кого сбил?

– Парня какого-то. Насмерть. У меня окна в другую сторону, марку машины не видела, только слышу – удар и тормоза завизжали. Выбежала, машины уже нет. И вот он – лежит, не шевелится. Хорошо хоть милиция по моему звонку сразу приехала, теперь «скорую» ждут.

Спустившись с крутой бровки на шоссе, Элина подошла к людям в бушлатах. Попросила откинуть брезент.

– Вы из этого Дома творчества?

– Да.

– Ну, взгляните, не ваш ли. Если, конечно, нервы крепкие.

Край брезента подняли, посветили фонариком. Элина увидела чёрное пятно загустевшей крови, а в нём – неловко повёрнутую, прильнувшую к асфальту щекой голову Костика. Его ворсистая кепка лежала рядом.

– Не узнаёте?

– Не узнаю. А документы при нём были?

– Петро, дай, что ты там у него нашёл. Вот студенческий билет: Малышев Константин Савельевич. Не ваш?

Малышев – такая, оказывается, фамилия была у Костика.

– Нет, не наш. У нас в основном народ пожилой.

– Да, далековато забрёл студентик на ночь глядя. И прямо – под колёса.

– Может, он ещё живой?

– Череп расколот. Травма, несовместимая с жизнью. Его, видимо, подбросило вверх, а потом – головой об асфальт.

Элина нерешительно отошла и остановилась. Не было сил уйти сразу.

Продавщица, вздохнув, поделилась с ней.

– Я тоже его не узнала. Не был он в магазине ни разу, у меня память на лица хорошая… Зайдёте, что-нибудь брать будете?

– Нет, я передумала.