Жатва

Знаменитый на всю область Угаров, в течение двадцати лет бывший бессменным председателем большого и богатого колхоза «Заря коммунизма», держался с суровым достоинством. Рослый, с резким орлиным профилем и пышной бородой, он смотрел поверх всех безразличным я холодным взглядом и только на своего соседа Малышко посматривал внимательно и сторожко.

Угаров ездил в собственной голубой «победе», разводил в колхозе черно-серебристых лисиц, раз в два-три месяца откупал в городе половину театра и вывозил колхозников в театр в специальном вагоне.

Авторитет его в районе был необычаен. Весной, когда подходила посевная пора и в колхозы летели приказы с одним словом «сеять!», колхозники в ответ на эти приказы и на распоряжения агрономов спрашивали:

— А как Угаров?

Когда Угаров начинал сев, по всему району разносилось известие: «Угаров сеет!» — и только тогда развертывалась полным ходом посевная. Дело дошло до того, что Угаров по настоянию райкома сам выступил на районном совещании с речью, в которой просил не ждать его.

— Вы, товарищи, на меня не глядите и меня не дожидайтесь, — степенно сказал он. — Наши земли за лесами, на северных склонах, к нам посевная приходит на день — два позднее, чем к вам. А кроме того, у нас все так подготовлено, что мы наши поля засеваем в пять дней, вам за нами пока не угнаться.

Угаров был самой крупной фигурой в районе, покуда не появился в Угрене гвардии капитан Малышко. Малышко встал во главе большого, сильного Молотовского колхоза и молотовцы в два года догнали колхоз «Заря коммунизма».

Худой, смуглый, узколицый Малышко ходил, подавшись всем корпусом вперед, и отличался необыкновенной природной молчаливостью. Узкие губы его всегда были плотно стиснуты, и, казалось, чтобы раскрыть их, ему надо сделать над собой усилие. С колхозниками он разговаривал преимущественно бровями, глазами и руками, и колхозники очень скоро переняли и усвоили его способ общения. Веселый, любивший поговорить Лобов горько жаловался на него:

— Приехали мы к ним насчет соревнования, а у них будто глухонемой колхоз! Собрание провели в сорок пять минут! Мне отпустили на выступление четверть часа, так Малышко и минуты не прибавил. Знай, звонит себе в звонок да бровями водит: кончай, мол!

Угаров и Малышко соревновались и зорко следили друг за другом. Стоило Малышко закупить гранулированные удобрения, как Угаров на другой же день посылал за такими же. Стоило Угарову построить у себя крахмальный завод для переработки картофеля, как Малышко строил еще лучший завод. На всех собраниях они всегда сидели рядом и привлекали общее внимание. Увидев их, Василий подошел поближе, чтобы прислушаться к их разговорам. Они не заметили его, и только Лобов поздоровался с ним — улыбкой и кивком головы.

— Скучно мне было, Малышко, когда тебя в районе не было… — говорил Угаров, чуть усмехаясь, но не изменяя обычного, немного надменного выражения лица.

Малышко поднял широкие светлые брови и молча бросил на Угарова косой и быстрый взгляд, яснее всяких слов говоривший: «Зазнаешься… Смотри, как бы тебя те не обогнали, с которыми ты скучаешь…»

Угаров тотчас понял значение этого взгляда и ответил на него: «Кому, кроме тебя, меня обогнать?»

Очень светлыми и спокойными глазами он обвел присутствующих, заметил Василия, посмотрел на него, чуть прищуриваясь, словно присматриваясь и прикидывая в уме, что из Василия может получиться. Очевидно, выводы, которые он сделал, были в пользу Василия, потому что Угаров улыбнулся и протянул белую костистую руку:

— Как дела, Василий Кузьмич? Слышал я, что налаживаешь колхоз?

Василий даже покраснел от удовольствия. Угаров был большим мастером своего дела—колхозного руководства; как всякий большой мастер, он не терпел плохой работы и пренебрежительно относился к плохим руководителям.

— Мало-помалу… — ответил Василий, но Угаров уже снова повернулся к Малышко:

— Так, говоришь, завод расширяешь? Патоку собираешься делать?

Малышко кивнул головой.

«Вот люди! — с завистью думал Василий. — Заводы строят, урожай собирают по двадцать пять центнеров, в специальных вагонах в театр ездят…»

Собственные достижения уже не казались ему такими значительными, как час назад.

В зал вошли Стрельцов, Лукьянов и незнакомый городской человек, повидимому, лектор.

Андрей много внимания уделял отстающему Первомайскому колхозу, и у Василия невольно создалось впечатление, что первомайцы — чуть ли не главная забота секретаря райкома.

Подъезжая к райкому, Василий думал, что Стрельцов обрадуется, подзовет, станет подробно расспрашивать, но Андрей прошел мимо, не заметив его.

Василий слышал, как незнакомый человек, улыбаясь и показывая глазами на Угарова, Малышко и Лобова, сказал Стрельцову:

— Орлы!.. Хороший народ…

— Народ на «уровне»… — тоже улыбаясь, ответил Андрей.

— На уровне чего? — не понял приезжий.

— На уровне тысяча девятьсот сорок седьмого! Второго года послевоенной сталинской пятилетки! — с шутливой торжественностью сказал секретарь.