Читаем Жатва скорби полностью

Главной фигурой среди них был академик Сергей Ефремов, ученый-лингвист и лексикограф, один из тех, кто сохранил самосознание украинца в последние годы царизма. Он был вице-президентом Всеукраинского конгресса, созванного Радой в апреле 1917 года, и главой социалистов-федералистов.

Другим бывшим социалистом-федералистом был Зиновий Марголис, еврей-адвокат и член Украинской академии наук. Большинство остальных ведущих участников этих процессов были академиками или писателями того же толка, либо бывшими членами социал-демократических и социал-революционных партий или беспартийными, сторонниками независимой украинской республики, подобными, например, историку Осипу Гермейзу, писателям Михайле Ивченко и Людмиле Старицкой-Черняховской, лингвисту Григорию Голоскевичу и другим.

Признаний добивались обычными методами, и обвиняемые приговаривались к длительным срокам заключения. В связи с процессом было объявлено, что лингвистические институты Украинской академии наук закрыты и некоторые ученые арестованы[1]. Аресты для процессов СВУ производились по обвинению не только в заговоре с целью захвата власти, но и в работе над чистотой украинского языка и сохранением его от засорения русизмами. Такова и на самом деле была лингвистическая задача, поставленная этим ученым Скрыпником и другими украинскими коммунистами. Примечательно, что в своих вынужденных «обличениях» Скрыпник обвинял лингвистов из СВУ в том, что их профессиональная работа являлась якобы «прикрытием» для подрывных действий – никак не увязывая ее с мнимым лингвистическим саботажем[2].

Размах чистки был очень широк. Студенты из Киева и других городов Украины после окончания процессов, где их обвиняли в причастности к сфабрикованному заговору, оказывались в Соловецких лагерях[3]. Заслуживает внимания тот факт, что многие «ячейки» заговора были обнаружены в селах; известно также, что в марте 1930 года украинцы, служившие в Первом сибирском кавалерийском корпусе, были арестованы по обвинению в измене или антисоветской пропаганде.[4]

В феврале 1931 года последовали новые аресты интеллектуалов – в основном взяты были известные люди, вернувшиеся из ссылки в 1924–1925 гг. Им инкриминировалось образование «Украинского национального центра» во главе с наиболее выдающимся в республике человеком – историком Грушевским, а также бывшим премьером независимой Украины Голубовичем – ныне одним из главных заговорщиков. Грушевского подвергали нападкам больше года. Мы располагаем сведениями, что в середине 20-х годов, когда его книга «История Руси – Украины» еще только намечалась к запрету, циркуляр ОГПУ инструктировал своих сотрудников брать на заметку всех, кто проявлял интерес к этой книге.[5]

Большинство членов «Украинского национального центра» были в прошлом социал-революционерами. Им приписывали высокие звания, к ним пристегивали сообщников. На этот раз, однако, не было публичных (открытых) процессов. Большинство обвиняемых были отправлены в лагеря, а сам Грушевский просто выслан с Украины и взят под домашний арест.

Все эти меры стали решающими в походе на украинизацию. Они свелись к уничтожению всей старой интеллигенции, которая примирилась с советским режимом в рамках программы сохранения самобытной украинской культуры.

В 1931 году настала очередь новой коммунистической интеллигенции Украины, и началась очередная фаза разрушения всего того, что было в расцвете в конце 20-х годов (к разговору об этом мы вернемся в 13-й главе). 


* * *


Первое нападение на украинскую интеллигенцию предшествовало общему наступлению на крестьянство. Сталин отчетливо понимал, что если средоточием и голосом украинского национального существования являлась интеллигенция, то опорой было крестьянство, которое поддерживало его веками. «Обезглавливание» нации путем лишения ее выразителей чаяний и устремлений – в этом была суть вопроса, и позднее оно безусловно служило мотивом и для Катыни[*], и для выборочной депортации из балтийских стран в 1940 году. Но, похоже, Сталин понимал, что лишь массовый террор против самого тела нации – то есть против крестьянства – сможет привести к покорности Украины. Его идеи относительно связи между национальностью и крестьянством сформулированы совершенно четко: «Национальная проблема есть прежде всего проблема крестьянская».[6]

И действительно, одной из официально объявленных задач коллективизации на Украине было «уничтожение социальной базы украинского национализма – частного землевладения».[7]

Как мы видели, «заговор» СВУ распространили на деревню. Известно, что многие сельские учителя были в связи с этим расстреляны[8]. В одном из районов расстреляли как заговорщиков СВУ председателя райисполкома, главврача района и др., включая крестьян[9]. Имеется множество сведений о подобных случаях.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России
Психология войны в XX веке. Исторический опыт России

В своей истории Россия пережила немало вооруженных конфликтов, но именно в ХХ столетии возникает массовый социально-психологический феномен «человека воюющего». О том, как это явление отразилось в народном сознании и повлияло на судьбу нескольких поколений наших соотечественников, рассказывает эта книга. Главная ее тема — человек в экстремальных условиях войны, его мысли, чувства, поведение. Психология боя и солдатский фатализм; героический порыв и паника; особенности фронтового быта; взаимоотношения рядового и офицерского состава; взаимодействие и соперничество родов войск; роль идеологии и пропаганды; символы и мифы войны; солдатские суеверия; формирование и эволюция образа врага; феномен участия женщин в боевых действиях, — вот далеко не полный перечень проблем, которые впервые в исторической литературе раскрываются на примере всех внешних войн нашей страны в ХХ веке — от русско-японской до Афганской.Книга основана на редких архивных документах, письмах, дневниках, воспоминаниях участников войн и материалах «устной истории». Она будет интересна не только специалистам, но и всем, кому небезразлична история Отечества.* * *Книга содержит таблицы. Рекомендуется использовать читалки, поддерживающие их отображение: CoolReader 2 и 3, AlReader.

Елена Спартаковна Сенявская

Военная история / История / Образование и наука