Жатва скорби

Большевистские руководители в то время не скрывали необходимости организовать классовую борьбу в деревне, поскольку вначале ее практически просто не существовало. Свердлов в обращении к Центральному исполнительному комитету в мае 1918 года сказал:

«Мы должны самым серьезным образом поставить перед собой задачу разделить деревню на классы, создать в ней два противоположных враждебных лагеря, восстановить беднейшие слои населения против элементов кулачества. Только если нам удастся расколоть деревню на два лагеря, вызвать в ней такую же классовую борьбу, как в городе, только тогда мы добьемся в деревне того, чего добились в городе»[13].

* * *

Борьба в деревне, действительно, непрерывно ожесточалась. Конфликт, раздиравший ее, заключался вовсе не в столкновении бедных и богатых крестьян. В гораздо большей степени, чем сия классовая борьба, центральной задачей властей к тому моменту стало проведение в жизнь вполне конкретной меры – отмены права крестьянина продавать выращенный им урожай. Борьба шла за то, чтобы отобрать этот собранный урожай в пользу государства. Декретом от 9 мая 1918 года о «монополии на продукты питания» наркомату продовольствия была предоставлена власть отнимать у крестьян «излишки зерна» сверх установленных комиссариатом норм, причем указывалось, что «это зерно находится в руках кулаков». Декрет призывал «всех трудящихся и неимущих крестьян незамедлительно объединиться для беспощадной войны против кулаков». В декрете, изданном 27 мая, наркомат продовольствия получал полномочия создать специальные «продовольственные отряды» из надежных рабочих для конфискации зерна силой; в июле 1918 года в этих отрядах было 10 тысяч человек, а к 1920 году – 45 тысяч. Как вели себя эти «войска», можно представить из описания самим Лениным их обычного поведения: «Отряды красноармейцев… иногда, прибыв на места… поддаются соблазну грабежа и пьянства»[14].

В декрете, изданном в мае 1918 года, речь еще шла об изъятии «излишков», сделанных из расчета, что мужику оставят вдвое больше зерна, чем считалось необходимым для обеспечения «нужд» его семьи. Но в январе 1919 года в новом декрете «о конфискации продовольствия» расчет был совсем иной: в его основе были «нужды» государства, и узаконивалась конфискация, при которой не имело значения, сколько зерна вообще оставалось у крестьянина. Ленин позднее признал:

«Мы фактически брали от крестьян все излишки и даже иногда не излишки, а часть необходимого для крестьянина продовольствия»[15].

Один советский ученый в изданном не так давно исследовании рассказывает, что продотряды первоначально пытались отнимать зерно непосредственно у тех, кто подозревался в его сокрытии, остальных крестьян в это дело не вмешивали. Но оказалось, что без давления со стороны односельчан кулаки отказывались сдавать «излишки», они даже прятали часть зерновых запасов в домах у бедняков, обещая им за это вознаграждение[16]. Деревенская солидарность не была еще поколеблена пришельцами из города.

Тогда для введения нового этапа классовой борьбы декретом от 11 июня 1918 года были созданы комитеты крестьян-бедняков (о них мы уже говорили применительно к Украине). По заявлению Ленина, они-то и ознаменовали переход от борьбы с помещиками к началу социалистической революции в деревне[17].

Из имеющихся у нас данных по отдельным губерниям следует, что комитеты бедноты (комбеды) только наполовину состояли из представителей крестьян[18] (в 1919 году, после упразднения комбедов, в России их члены приблизительно в том же составе влились в сельские советы). В обоих случаях активистами стали городские коммунисты – свыше 125 тысяч таких коммунистов было направлено в деревню для укрепления там советов[19]. В многочисленных речах, произносимых одна за другой, Ленин вначале требовал, а потом и объявил об отправке в деревню «тысяч и тысяч» «политически грамотных» рабочих из двух столичных городов, с тем чтобы они возглавили продотряды и обеспечили руководство комитетами бедноты.