Жатва скорби

После смерти Ленина началась борьба за лидерство, которая через шесть лет завершилась приходом Сталина к непререкаемой верховной власти. Сначала Сталин громил левых оппозиционеров, потом – правых. Л.Троцкий оказался обойден коалицией «тройки» – Г.Зиновьева, Л.Каменева, И.Сталина. Затем победители – Зиновьев и Каменев – были побеждены своим былым союзником И.Сталиным, который вступил против них в новую коалицию с «правыми» членами Политбюро – Н.Бухариным, А.Рыковым, М.Томским. С возродившимся блоком Троцкого, Зиновьева, Каменева Сталин справился еще успешнее (в скобках отметим, что каждый раз, когда после разгрома очередной оппозиции в Политбюро освобождалось место, его занимал деятель, который на следующем этапе внутрипартийной борьбы поддерживал, как правило, Сталина). А когда к концу 1927 года левые оказались полностью разгромленными, Сталин взялся за своих последних, временных союзников, правых, с которыми сумел политически покончить всего за два года.

Эта внутрипартийная борьба носила, конечно, общеполитический характер, но мы рассмотрим только одну ее сторону – полемику вокруг аграрного вопроса, который и был, несомненно, одним из главных, центральным вопросом в теоретических партийных спорах.

Вот самые важные особенности партийных позиций в этой схватке: в принципе в тот период все одобряли НЭП, и одновременно каждый из спорщиков хотел как можно скорее перейти к этапу «социализации» села. Никто не требовал насильственного осуществления этого процесса, но никто и не возражал против достаточно сильного давления на крестьянство.

Полемика в партии вокруг аграрного вопроса, как в окончательное решение Сталиным крестьянского вопроса в 1929–1930 гг., представляет интерес для исследователя в двух планах. Во-первых, конкретные идеи всех фракций интересны сами по себе. Взятые в совокупности, они представляют собой живое свидетельство того, с какими огромными трудностями сталкивается политическое меньшинство в стране, в данном случае – марксистско-ленинская партия, когда оно стремится навязать свои доктрины и одновременно удержать власть над большинством собственного народа.

Во-вторых, то была не только идейная борьба, но прежде всего борьба за власть. Даже Ленин, который в своем «Завещании» пытался объяснить фракционность в собственной партии якобы двухклассовой природой советского общества, все-таки указал, что конкретный и главный повод к расколам в партии – это личная вражда ведущих политических лидеров. И мы видим, что в период 1924–1930 гг. совершилось не только торжество сталинской политики в деревне, но параллельно с этим были отстранены от власти все члены ленинского Политбюро, за исключением, понятно, самого Сталина.

Едва ли стоит уделять партийным дискуссиям об очередных шагах в политике больше внимания, чем того заслуживают даже самые интересные из них. И не следует принимать всерьез все нюансы в политических заявлениях руководства, и все выступления оппозиционных, то есть второстепенных деятелей – и в том и в другом случае всегда стоит учитывать, что в этих речах и программах: могут преобладать не принципиальные, а тактические соображения.

Оговорив все вышесказанное в качестве методологической позиции, можно сделать и общий вывод: после ухода Ленина у его наследников, у партийного руководства образца 1924 года, не существовало единого подхода к крестьянскому вопросу.

Эта правящая коллегия целиком состояла из приверженцев доктрины, в соответствии с которой товарное производство и рыночные отношения принципиально не приемлемы для социалистического общества. Одновременно все они понимали, что попытка уничтожить эти досадные и вредоносные явления может привести руководимую ими страну к экономической и социальной катастрофе. Поэтому руководство было вынуждено отложить осуществление идеологически правильной линии и временно поразмыслить о том, как ему сладить с сегодняшними проблемами.

Одновременно основополагающая доктрина как бы подсказывала им, что в классовой структуре деревни преуспевающий крестьянин будет не только «антипартийным» врагом, но и врагом остального, не так сильно преуспевшего крестьянства. Конечно, несостоятельность подобного «классового анализа» довольно легко проверялась на практике, но проверки-то не производилось: руководство было не в силах отказаться от этой схемы.

Еще один пункт, общий для всех лидеров: в первые годы НЭПа все фракции согласились, что деревне необходимо кооперативное сельское хозяйство и что путь к этой завершающей фазе должен первоначально пролегать путем приобщения крестьянина к кредитной кооперации и торговле, и только потом коллективизация затронет все сельское хозяйство. В теории эта догма считается действующей и по сию пору: по словам одного современного западного ученого, «и сегодня продолжают утверждать, хотя и с меньшей убежденностью, что все должно происходить именно так»[17]. Но, как говорится, гладко было на бумаге…