Жаворонок

Однако физическая усталость – еще не самое страшное для этой девушки. Именно к физическим неудобствам Жанна относится с поразительным равнодушием. Ни убогая обстановка ее жилья, где другой человек не выдержал бы, наверное, и недели, ни отчаянное безденежье, ни мокрый ветер на пустырях не гнетут ее так, как всеобщее и беспредельное равнодушие, с которым она столкнулась. День за днем, с десяти утра и до девяти вечера поднимается она по лестницам и звонит в квартиры. Череда самых разных людей проходит перед ней, как в паноптикуме: мужчины в пузырящихся тренировочных брюках, женщины с патлами, крашенными и очень непривлекательными, иногда дети, взирающие с недоумением: что за тетка звонит в нашу квартиру? Изредка эти люди веселы, вынося к дверям часть домашнего оживление, чаще – хмуры и дряблы, точно сделаны из мусорных тряпок. Их усталость от жизни чувствуется почти сразу же. И как бы ни разнились они внешне между собой, у них всех есть одно общее качество: никто не желает слушать девушку, возникшую из темноты на пороге. Агитаторы, слоняющиеся по квартирам, давно надоели. Звонок в дверь в неурочное время вызывает оторопь и раздражения. Мало когда удается Жанне объяснить суть дела, обычно – дверь с треском захлопывается уже на первой фразе. Несколько раз ее пытаются затащить в какие-то подозрительные компании, предлагают и выпить, и закусить, и даже остаться на ночь. Впрочем, есть в ней что-то, мешающее фамильярности. А однажды типичный шизоид с глазами-ходиками больше часа назойливо излагает ей рациональное, по его мнению, устройство общества. Неделю потом синеют на запястьях у Жанны следы его жесткой хватки. И только редко, пренебрежимо редко выслушивают ее до конца (правда, все равно с плохо скрываемым нетерпением), и на листке ее в графах, слепо отксеренных с оригинала, появляется в результате вожделенная подпись.

Жанна не может осуждать этих людей. В течение трудной жизни своей они уже дважды расставались с иллюзиями. Сначала с иллюзией коммунизма, которая выдохлась и оставила после себя лишь спертую атмосферу, а потом с иллюзией демократии, обернувшейся произволом и чудовищной нищетой. Дважды сладкоголосые певцы будущего обещали им скорое благоденствие, и дважды, оказывались они в итоге с развеянными надеждами. Теперь они уже просто не в состоянии никому не поверить. Один депутат, другой – какая разница? Нет никакого смысла менять шило на мыло. И сама внешность Жанны, по-видимому, не вызывает симпатий: в бесформенном дешевом плаще, пахнущем мокрой тканью, в сапогах, заляпанных доверху подсыхающей грязью. Волосы вздыблены, как перья у птицы, голос невнятен, потому что губы онемели от холода. Уже через несколько дней Жанна догадывается об этом. На последние деньги она покупает себе новый плащ: кожаный, с лацканами и пуговицами на погончиках; даже, можно сказать, с некоторыми потугами на элегантность, а перед тем, как звонить в квартиру, причесывается и массирует губы. Сапоги она обтирает тряпкой, которую теперь всегда носит с собой. И она уже ни о чем не просит, просьбы всем надоели, она – требует с сознанием своей правоты. Хотите, чтобы у вас что-нибудь изменилось? Тогда – подпишите! А не выполнит своих обещаний, мы ему голову отвернем!.. Глаза у нее не светятся, будто у хищника, и на лице возникает тугой белый оскал.

Может быть, этот оскал и заставляет людей слушать ее. А может быть, их задевает напористость, с которой она теперь объясняется: звенящий голос, пугающая непреклонность во взгляде. Человек, выросший в советское время, привык слушать команду. Это у него в крови, это пока не выветрить никакой демократией. Однако, скорее всего, именно здесь проявляется в Жанне то необыкновенное качество, которое профессор Аверин назовет «прикосновением Иисуса». Когда человек, даже неподготовленный, вдруг с поразительной ясностью ощущает в себе нечто новое, нечто такое, чего ранее в нем просто не было, и, на мгновение вырванный из обыденности, совершает поступки, на которые при иных условиях не отважился бы. Видимо, «прикосновение Иисуса» свойственно любому пророку. И уже нельзя сказать, что работа Жанны в этом районе совершенно бесплодна. Вопреки равнодушию, она собирает довольно значительное количество голосов, с очевидностью больше, чем все другие ее коллеги. Успехи ее на этом поприще несомненны. И даже одышливый руководитель, которому уже давно все равно, вынужден вяло отметить «серьезные результаты, достигнутые нашим товарищем», – оборот, сохранившийся в рабочих протоколах организации и канцеляризмом своим будто вынутый прямо из эпохи застоя.