Жаворонок Теклы (СИ)

— А знаешь, что самое страшное, Оль? Я ведь понимаю, что мучаюсь не от того, что никто не назовет меня мамой, не от того, что у меня нет своей кровинки, своего продолжения, а от того, что я не такая, как все, что я лишнее, бесполезное существо, и от этого нет никакого лекарства. Я, дура, еще когда-то тебя жалела, думала, что ты себе жизнь сломала!

— Я не стану тебя утешать, Нери: это действительно выглядело бы глупо и мне не понять глубины твоей боли, — задумчиво, но твердо произнесла Оля. — Но позволь все-таки задать тебе один вопрос. Даже если ты сможешь родить и если, дай бог, твой ребенок будет здоров, ты уверена, что перестанешь считать себя несчастным и бесполезным существом? Что не найдешь другого повода к себе придраться? Вот это и есть самое страшное, а не то, что думают родственники и врачи. Твою проблему еще можно решить, в этом я не сомневаюсь, но не надейся на рождение ребенка как на гарант этого решения! Вот тогда тебе, может быть, станет легче отпустить боль, поверить в себя и разобраться со своей жизнью.

Нерина внимательно посмотрела на подругу и сказала:

— Знаешь, а ведь об этом я действительно никогда не думала. Вечно искала решение где-то вне себя: в Косте, в Айваре, в материнстве… А все было проще и в то же время сложнее.

— Надеюсь, что смогла тебе хоть чем-то помочь, — тепло отозвалась Оля.

Когда женщины расстались, Нерина долго сидела в парке, мучительно обдумывая все, что узнала от забытой на много лет подруги, и чувствуя, что та ей рассказала не все. Оля явно хотела преподать ей некий урок, напомнить, что не все в жизни таково, как кажется нам, но что-то осталось за скобками этого урока. Что-то не давало Нерине покоя, ускользало внутрь подсознания, прячась невидимой и болезненной занозой.

И вдруг она вспомнила последний разговор с Айваром и все поняла. Господи, да как же иначе? Почему он наотрез отказался возвращаться в Россию? Почему так просил не сообщать дурных вестей Оле и всем, кто может ей рассказать? Да что там, они ведь даже говорили похоже — «это окрыляет даже когда ты не смеешь ей ничего сказать»… Конечно, ее подруга и была той женщиной, о которой он говорил. Они полюбили друг друга, а Нерина своими эгоистичными капризами разрушила их возможное счастье. И что теперь делать с этим знанием и собственной испорченной жизнью?

А Оля тем временем мыслями была в своей юности и любви, слишком пронзительной и драматичной для «Ист-Сайдской истории». Были и слезы, и отчаянное желание переиграть ситуацию, и неудобные мечты и сны, и щемящее чувство от его запаха, когда им удавалось обменяться поцелуями в щеку. И жуткое, сладкое смущение, когда в жаркий день на природе он стоял так близко, когда студеные капли стекали по черной коже, когда под ней перекатывались крепкие мускулы и грудь вздымалась, вбирая нежный летний воздух. Айвар на миг отвел глаза и девушка с радостью и страхом подумала: не хочет ли он того же, что и она, — беспамятства, которому не могут помешать ни люди, ни бог, ни социальные и расовые преграды. Только солнце, звонкая тишина и влажная трава остаются деликатными свидетелями.

Она все поняла сразу, едва этот высокий, сильный, удивительно красивый парень, от которого будто исходило тепло, приблизился к ней, смущенно улыбнулся и сказал: «Это я и есть». Это были роковые слова. Оля не то чтобы боялась или недолюбливала негров, но они всегда казались ей существами с иной планеты, возможно прекрасными, но чужеродными и телом, и душой. И вдруг полюбила именно африканца, так, что его кожа, экзотическая одежда, акцент и невиданная сила казались ей роднее и гармоничнее всех северных привычек и традиций. К тому же, он всегда безукоризненно следил за собой, был чисто выбрит, от него пахло чем-то свежим и пряным, а майки и носки постоянно оставались белоснежными.

А кроме того, Оля сразу прочувствовала его удивительную душевность и мудрость, которые выражались даже в мелочах. Айвар всегда привозил на совместные прогулки на воздухе к столу то, что любили девушки, и помогал им убирать мусор, замечал любую мелочь и непременно учитывал наличие вблизи заведения с туалетом, чтобы у девушек не возникло проблем. У него всегда при себе имелись пластыри, спиртовые салфетки и активированный уголь, он знал, что у Оли болезненные менструации, советовал, что принять и даже иногда делал ей лечебный массаж поясницы.

Кроме того, летом, когда родители у ребят то и дело выбирались на дачу, Айвар нередко навещал Олю, зная, что она, как и Нерина, в это время халатно относится к питанию. Оля, в отличие от подруги, умела готовить и творчески к этому относилась, но не видела смысла утруждаться для себя одной, как и тратиться на кафе. Ей хотелось уделить побольше времени любимой музыке, чтению, просмотру видеолекций или спорту, а на обед и ужин можно было обойтись салатом, сосисками и творожной массой. Айвар этого не понимал и вскоре взял над девушкой своеобразное «шефство» — заходил к ней всякий раз по пути, когда ездил в центр, и приносил готовые обеды из хорошей кулинарии.