Жаворонок Теклы (СИ)

От этих пожеланий у Айвара стало тепло на душе. Обретя еще двоих родных людей, он почувствовал себя вдохновленным, в том числе и в работе, в которой Налия обещала быть настоящим боевым товарищем. Она постоянно рассказывала ему, что ей довелось узнать о методиках охраны здоровья и безопасности в развитых странах и как ее друзья надеются применить это на родине.

— Понимаешь, эфиопский студент-медик способен в другой стране научиться всем передовым технологиям, он сможет сделать самую филигранную операцию, но как исправить условия выживания в больницах? — сказала ему Налия однажды. — А иначе это назвать сложно! Какой толк, что человека спасут на операционном столе, если в этом бараке он тут же заразится желтой лихорадкой, глистами, проказой? Или умрет от обезвоживания, потому что каждая капля чистой воды на счету? А там, где не подается электричество, вообще нет речи ни об операциях, ни об интенсивной терапии. Канализации тоже нет, значит, отходы слить некуда, и приходится ими дышать. Да и с добросовестным персоналом у нас беда, особенно в самых нищих регионах. Наверняка ты это сам знаешь.

— Да уж, как не знать! В деревнях больше заботятся о том, чтобы соблюсти все ритуалы над телом умершего, а не о том, чтобы до этого продлить ему жизнь. Да и христианство мало чем лучше какого-нибудь дикарского культа. Наш народ услышал что-то о чудесных свойствах крестика и воды и решил, что важнее успеть побрызгать на больного или недоношенного ребенка, чем его спасти! О каких богах они думают, что там?! Они демонам служат!

Они шли в этот вечер по старому центру Аддис-Абебы, неподалеку от самого большого в городе рынка Меркато, куда, по мнению туристов-экстремалов, свозили на продажу весь мусор, какой удавалось собрать в столице.

— А как ты вообще заинтересовался паллиативной медициной? И почему уход за больными тебе ближе, чем лечение? Неужели ты даже в детстве не мечтал сделать врачебную карьеру?

— Представь себе, нет, врачи, по-моему, больше озабочены разгадками тайн природы, чем облегчением чьих-то страданий. Знаешь, они говорят, что иногда чем хуже для больного, тем лучше для исследования. Понять их можно: обострение симптомов помогает в диагностике, да только больному недосуг ждать, он хочет, чтобы ему стало легче здесь и сейчас, и порой от мучений теряет человеческий облик. Я это понимаю и никогда ни на кого не злюсь, а врач это расценивает как черную неблагодарность за его вклад в мировую науку.

— Не знаю, смогла бы я рассуждать так, как ты: лично я считаю смерть самым отвратительным изобретением эволюции. Ты же знаешь о том, что простейшие организмы никогда не умирают, а только делятся пополам? А вот как только живая форма чуть-чуть усложнилась, тогда появилась и смерть. Хуже этого только человеческое сознание того, что придется умирать. Насекомые живут один день, но не знают об этом. Так кто же более везучий?

— Я тоже очень не люблю смерть, — невозмутимо сказал Айвар. — Но человеком все-таки быть лучше, чем простейшим организмом! Да, не каждый способен примириться с неизбежной кончиной, и тогда приходится отвлекать пациентов от этих мыслей на что-то другое, а если уж это невозможно — тогда физически пригасить страдания. Но тут духовных усилий мало, ты сама знаешь.

— Конечно! Когда нет денег на обезболивание, то никакие утешения не помогут, так что здесь материальное явно важнее морального.

— А ты замечала, какой в этом кроется подвох? — спросил Айвар после некоторого раздумья. — Те, кто поучает других, что душу надо ставить превыше плоти, сами чаще всего озабочены вполне материальными вещами. Кто больше всех любит толковать народу о вере, смирении и прочих христианских добродетелях? Государство и церковь, как лучшие демагоги и специалисты по экономии на людях.

— Коммерческая медицина тоже своей выгоды не упускает. В России, например, очень популярны благотворительные сборы с населения на дорогие операции детям где-нибудь за океаном, хотя это чаще всего уже ничем не поможет. В итоге семья остается в нищете, сочувствующие — в дураках, а кто-то в плюсе.

— Но все-таки лицемеров хуже, чем духовные лица, нет, по-моему, нигде, хотя я сам не воинствующий атеист. Только Орден милосердия чего стоит! Вся их деятельность заключалась в любовании человеческим страданием, настоящем людоедстве. И это ведь не засекречено, информацию легко найти, а в историю они все равно вошли как святые благодетели.

— А приюты Святой Магдалины? Они точно так же отличились своими методами исцеления «нравственных болезней». И забавное совпадение в том, что нужда в них отпала с развитием бытовой техники.

— Верно, но это все никуда не делось, я более-менее знаю, как сейчас живут в России, и там бурная мода на внешнюю религиозность. Почему-то расходы на здоровье уменьшаются одновременно с ее возрастанием. Понятно, что на культе терпения можно очень неплохо заработать, но почему люди позволяют ставить на себе такие опыты?!

— Культ терпения? — переспросила Налия.