Сказал веско, очень уверенно, однако не смог одним лишь тоном убедить опытного собеседника.
– И его, разумеется, захватили террористы? – кисло продолжил Фёдор Семёнович, у которого понятие «психотронное оружие» стойко ассоциировалось с другим известным словосочетанием – «шапочки из фольги».
– Увы, не террористы, – с печалью поведал майор. – Террористов мои коллеги давно поймали бы и убили. Оружие, к сожалению, захватили идиоты, которые понятия не имеют о масштабах возможной катастрофы.
С одной стороны, верить словам «смежника» у Брагина не было никаких оснований, слишком уж фантастически звучала его версия. С другой, в городе действительно творилось непонятное, и слова Терсова хоть как-то, со скрипом и натяжкой, но объясняли неожиданный всплеск уличной преступности.
– Где находится излучатель?
– Думаю, где-то…
Закончить майор не успел. Зато успел, проявив невероятную, совершенно нечеловеческую ловкость, отпрыгнуть в сторону, уступая дорогу мчащемуся на бешеной скорости «КамАЗу».
Стало темно.
Нет, ощущение темноты возникло не из-за того, что небо облепили плотные тучи, а именно – стало темно, словно свет обратился в свою противоположность.
Темно стало всюду, но особенно – над Зелёным островом, который захватили не сумерки, а полноценная ночь.
Тьма окутала Ростов несмотря на то, что до заката оставалось несколько часов.
Тьма пришла…
– Жажда движет миром. Жажда дарует нам силу. Жажда есть соль чувств и движитель сущего! Жажда зовёт нас вперёд!
Факелы вспыхнули ярче, их пламя поднялось до середины клёна, и если бы свет огня был не красновато-жёлтым, а белым, могло показаться, что на поляну вернулся день.
– Жажда требует повиновения!
– Мы повинуемся, – произнёс распластавшийся на символе Слуги Зоран.
– Жажда требует крови!
– Мы приготовили жертвенного зверя!
– Жажда требует смерти…
Виктор медленно подвёл равнодушного Коллекционера к символу Перехода, и подоспевший Жрец ловко, стремительным, но необычайно точным движением перерезал маньяку горло.
– Да! – У Зорана, слегка привставшего над символом, раздулись ноздри. Он почувствовал лишь отголосок того наслаждения, которое должна дарить чужая смерть верным адептам Камня, и остро позавидовал Жрецу, на долю которого пришлась основная сладость.
А в следующий миг устыдился своей зависти и вновь уткнулся носом в символ Слуги, продолжая шептать восхваляющие арканы.
Кровь Коллекционера потоком хлынула на Ритуальный Круг. Смирнов, который наблюдал за происходящим от двери землянки, тоскливо завыл.
– Смерть Зверя напитает Символы нашей Жажды подлинной благодатью!
Вебер легко, как пушинку, подхватил ещё хрипящего Коллекционера, перевернул его и понёс, орошая Круг свежей кровью.
– Жажда требует!
– Да! – Внутри у Зорана стало сладко-сладко.
Жажда требует! Жажда зовёт, и только смерть способна напитать её. Жажда есть и цель, и смысл. Жажда есть жизнь.
– Жажда требует повиновения!
– Мы повинуемся, – повторил Зоран.
– Жажда требует крови!
– Мы приготовили жертвенного зверя!
Вебер швырнул опустевшего Коллекционера в сторону и подвёл к символу Перехода Смирнова. Тот выл, но не вырывался, будучи скован заклинанием пут.
– Жажда требует смерти…
Острый, как бритва, клинок ритуального ножа режет горло маньяка, и Вебер вновь отправляется в путь, насыщая Символы новой кровью.
– Приди к нам!
Корнюшин разводит руки в стороны и замирает.
– Приди, – повторяет Зоран, отползая с символа Слуги. Зоран чётко знает свою роль.
– Приди, – шепчет Виктор, вытрясая из Смирнова последние капли крови. После чего бросает тело рядом с Коллекционером и тоже отступает от нарисованных на земле Символов.
– Приди!
И огонь охватывает Круг.
Несколько секунд пламя пляшет, пожирая окропившую символы кровь, а затем яростно, словно истомлённый жаждой зверь, набрасывается на стоящее в центре дерево. Сразу – со всех сторон. Сразу – жестоко. Пламя схватывает древний клён так, словно не полное сил дерево возвышается в центре поляны, а сухостой, только и ждавший поднесённой спички. Пламя схватывает его, образует шумный огненный столб, безумным вихрем поднявшийся к небу, через минуту рассыпается миллиардами яростных искр, и когда раскалённая метель оседает, вместо роскошного древа в центре поляны оказывается чёрный обелиск, украшенный причудливыми письменами.
– Камень! – всхлипывает Корнюшин. – Мой Камень!
И опускается на колени, следуя примеру чуда и люда.
– Бей его!
– Не жалей!
– Ногами!
– Вызывайте подкрепление!
– Немедленно разойдитесь!
– Смерть ментам!
На улице дрались…
Нет, пожалуй: на улице ДРАЛИСЬ. Все со всеми, и каждый против всех. Простые прохожие с бандитами, женщины с мужчинами, подростки друг с другом, а все вместе – с полицейскими, которые ещё надеялись привести людей в чувство.
Но с каждой секундой надежды таяли, как снег под солнцем.
Потому что они уже давно начали применять водомёты и резиновые пули и успели убедиться, что спецсредства не помогают: люди не боялись. Не боялись ничего. Люди хотели только одного – убивать.