Жажда

– Откуда здесь склепы? – спросил я.

– В Кленовой роще раньше жили несколько дворянских семей, они владели большинством здешних земель.

– Что с ними стало?

– Разорились. Некоторые вымерли. Были и те, которые уехали за границу. Потом земли были переданы Горошкову, и он начал строить дорогу на Выборг. После этого многое изменилось. Кленовая роща постепенно стала такой, какой вы ее видите. Мне бы хотелось, чтобы убийца был пойман как можно быстрее. – Армилов серьезно взглянул на меня и добавил: – В этом я готов помогать вам в любое время дня и ночи.

– Где находится усадьба Горошкова?

– В пяти верстах от Кленовой рощи. Сейчас там живет только вдова со слугами.

– Вот как?

– Граф умер позапрошлой осенью. Грудная жаба. Большая потеря для нас.

– А наследники?

– Горошков был бездетен. Думаю, племянники и прочие претенденты на состояние будут еще долго судиться с вдовой и друг другом. Но нас, здешних жителей, это не касается. Кто бы ни завладел деньгами и поместьем графа, вкладывать средства в Кленовую рощу он все равно не станет. Ничего, справимся сами. Мы уже много достигли.

– Да, заметно, что у вас тут порядок.

– Что есть, то есть, – согласился Армилов и пригладил ус.

– Я так понял, вы сами родом из этих мест.

Полицмейстер согласно кивнул.

– Уверен, перед вами открывалась блестящая военная карьера. Да и после отставки вы наверняка могли устроиться в Петербурге, – проговорил я.

Армилов покосился на меня.

– России служить можно по-разному. Один ищет кормное место и сидит на нем, другой карьеру делает, вверх карабкается, а я вот решил здесь обосноваться. Как говорится, где родился, там и пригодился.

Я внимательно слушал собеседника, старался улавливать его интонации. Не лукавит ли он? Речи-то его хороши, но кто знает, быть может, Армилов просто не смог устроиться в столице или другом месте, которое было бы попрестижней Кленовой рощи? Однако я не услышал в его голосе ноток обиды или горечи. Мне казалось, что полицмейстер и правда был доволен своим положением.

– Дворян здесь почти не осталось, – проговорил он, глядя вдаль. – Капиталы утекают, нравы мельчают. Мы почти утратили ведущую роль в жизни страны. На смену нам приходят деловые люди. У них железная хватка, они умеют делать деньги буквально изо всего. Здесь их еще нет, но скоро такие персоны появятся и наведут свои порядки. Крестьяне превратятся в рабочих, появятся бараки, в небо уткнутся трубы. Наверное, так и должно быть. Как вы считаете? Прогресс неизбежен?

– Не задумывался об этом. Но, наверное, так и есть. Деньги дают огромную власть тем, кто их имеет.

Армилов кивнул и проговорил.

– Я тоже так думаю. Титулы скоро перестанут производить прежнее впечатление. Наверное, их можно будет купить. А вот деньги… это сила.

В ходе разговора об угасании дворянских родов я вспомнил картину, висевшую в трактире, и спросил:

– А что стало с родом Вышинских?

– Кого? – переспросил Армилов.

– Польских князей, которые здесь жили в семнадцатом веке.

Полицмейстер улыбнулся и осведомился:

– Вы, наверное, видели их семейный портрет, да?

Я кивнул.

– На кладбище есть фамильный склеп, – сказал Армилов. – В южной стороне. Та еще, говорят, была семейка. Дочка влюбилась в отца, а мать из ревности ее отравила. Это, конечно, только легенда, но вы же понимаете, что не бывает дыма без огня.

– А что стало с родителями девочки?

– Они оставались здесь, пока не умерли. Детей у них больше не было, и род прервался. По крайней мере в России. Впрочем, это опять же только легенда.

– Мать не судили?

– Видите ли, официально считалось, что девочка умерла от нервного истощения. Тогда лекари еще не умели находить в телах редкие яды. Это сейчас возможности судебной медицины продвинулись настолько, что уличить негодяя, виновного в отравлении, не составляет почти никакого труда.

Я кивнул. Армилов преувеличивал, но криминалистика действительно ушла далеко вперед по сравнению с позапрошлым столетием.

– Вы неплохо знаете историю семьи Вышинских, – заметил я.

– Она довольно популярна в этих краях. В детстве мы с мальчишками бегали по кладбищу, играли среди могил. Я видел склеп Вышинских, даже однажды пытался забраться в него. Уже не помню, зачем именно. А легенду я услышал позже, когда подрос.

– Кто рассказал вам ее?

– Сразу и не припомню. Может быть, Бродков.

– Лесничий, нашедший труп графини Киршкневицкой?

Армилов кивнул и сказал:

– Старик неплохо сохранился, но лет ему порядочно.

Экипаж свернул на проселочную дорогу. Она вилась между рядами старых раскидистых дубов, кроны которых почти смыкались над нашими головами.

Справа за деревьями показались едва заметные длинные низкие строения, потемневшие от времени. Они выглядели нежилыми и давно заброшенными.

– Что это? – спросил я Армилова.

– Рабочие бараки, – ответил тот. – В них поначалу жили мужики, которых сгоняли на строительство Выборгской железной дороги. Ну и полегло же их здесь! Вдоль насыпей, должно быть, сотни костей откопать можно. Пусть покоятся с миром. Кстати, вы почему железной дорогой не воспользовались? Зачем тряслись в тарантасе?