Жажда

Новый дом был полной противоположностью коттеджа, в котором она жила до этого. Эта застройка, дизайн которой был разработан так, чтобы дополнять и соответствовать старой береговой линии города, состояла из высоких домов красного кирпича с небольшими вариациями, в которых царила атмосфера старины и морских традиций, витавшая вокруг ворот шлюза, выходившего на реку Колн. Это было компромиссом. Она понимала, что Фил мог чувствовать себя не вполне уютно в таком старом доме, но Марина просто не могла оставаться там, где жила перед этим, — это было исключено.

Ее первым порывом было уехать как можно дальше от мест, где что-то могло напомнить о том, что случилось в ее старом доме. Кошмары снились ей все реже, но оставались достаточно жуткими. Фил, зная о ее состоянии и полностью понимая его, предоставил ей право выбора, когда они начали присматривать для себя дом по всему Колчестеру. Но когда дело дошло до переезда, она не смогла этого сделать. Как будто что-то удерживало ее здесь, тянуло назад. Поэтому она смягчилась, и они купили новый дом.

А теперь она не была уверена, что поступила правильно.

Еще один глоток вина. Она огляделась. Эта комната, как и весь дом, не была только ее или только Фила. Они установили здесь все необходимое — мебель, телевизор, стереосистему, но полки все еще были пустыми, стены — голыми, и повсюду стояли какие-то коробки. Это пока не был дом в полном смысле этого слова. Пока еще. Но хотелось надеяться, что он таковым станет.

Хотелось надеяться.

Она взглянула на часы: интересно, когда вернется Фил? Она уже поела и планировала пораньше лечь спать, поскольку знала, что ночью, возможно, нужно будет вставать к Джозефине. Она может и не увидеться с ним сегодня. Непонятно только, хорошо это или плохо.

Фил был ее единомышленником. Родная душа. Она знала это. До того как они познакомились, она ни с кем не чувствовала такой связи. Они идеально понимали друг друга, неприятности или потери одного тут же отражались на другом. Они знали, что по отдельности они — две незавершенные личности, в то время как вместе представляют собой единое целое.

Его детские годы, проведенные в воспитательных учреждениях с жесткими внутренними законами и в семейных приютах с плохим уходом, являлись зеркальным отражением ее детства, которое она провела с жестоким, склонным к рукоприкладству отцом, эмоционально опустошенной матерью и братьями, которых вовсе не хотела увидеть снова. Фила спасли его приемные родители. Марину спас собственный ум. Учеба в университете, которая дала ей работу практикующего психолога, означала, что ей больше не придется возвращаться домой.

Марина ненавидела аналогии с популярными поздравительными открытками, претендующими на психологический подтекст, но в данном случае это было оправданно. Фил дополнял ее. А она дополняла его.

Если бы только все было так просто. Если бы только все упиралось в них двоих.

И дело даже не в Джозефине. Они были в полном восторге от дочери. В восторге, но и в тревоге. Она должна была стать гордым публичным признанием их любви друг к другу, их взаимных обязательств, их удовлетворенностью друг другом.

Она должна была стать… И если бы все замыкалось только на них троих, это тоже было бы вполне хорошо.

Но…

Она взяла книгу с подлокотника кресла и постаралась прогнать эти мысли из головы, просто погрузиться в чтение, сбежать. Это была «Двойная страховка» Джеймса М. Кейна. Она отыскала ее в одной из коробок; Марина не прикасалась к книге с тех времен, когда изучала ее как часть университетской программы, а теперь решила перечитать.

Это была история о страстной и безумной любви одной пары, которая нашла друг в друге что-то ущербное и родственное. Единственным препятствием для них был муж этой женщины, поэтому они убили его ради того, чтобы быть вместе. Но, сделав это, обнаружили, что чувство вины связало их всепоглощающим страхом и убило всякую возможность будущего счастья. Во всяком случае, так это поняла Марина.

Она опустила книгу, в уголках глаз появились слезы.

Новый глоток вина. Потом еще один.

Еще один взгляд на комнату в доме, который по-настоящему не был ее домом и который им уже не станет.

— О господи…

В памяти всплыли слова медсестры сегодня утром, которая сказала, что все должно идти своим чередом и что она должна наконец принять решение.

Тихо играли «Мидлейк», и Тим Смит пел, что на свете нет другой такой, такой же сердечной, что ему некого больше искать, что ему очень тяжело от этого, но он все равно не бросает своих попыток.

Марина вздохнула и пригубила вино.

Она не знала, сколько еще времени сможет выдерживать все это, и заставляла себя прийти к какому-то решению.

Не замечая слез, которые бежали по щекам.

Глава 25