Жажда

Жажда

К СОВЕТСКИМ ЧИТАТЕЛЯМ

Волнение, с каким я пишу эти строки, обращенные к советскому читателю, столь требовательному и взыскательному, воспитанному на лучших образцах своей великой отечественной литературы, я могу сравнить лишь с другим глубоким и еще свежим волнением. Я испытал его лет десять — двенадцать назад, когда, будучи подростком, полным мечтаний и смутных надежд, я погрузился в грандиозный, глубокий и многосторонний, трагический и возвышающий мир «Тихого Дона». Это было мое первое знакомство с творчеством тонкого знатока человеческой души, с величественной картиной Октябрьской революции, с чистым сердцем людей, изменивших историю. Творчество Шолохова, как и творчество других лучших советских авторов, всегда было, есть и будет для меня руководством и поддержкой в часы раздумий и трудностей, знакомых каждому писателю.

Мы живем в эпоху, когда слово писателя действенно и весомо, в эпоху, когда творец искусства не может довольствоваться равнодушным отражением огромных преобразований, свидетелем которых он является. Он должен различать в водовороте фактов, событий, изменений ту непобедимую, неизменную силу, родившуюся и растущую в людях, взявших историю в собственные руки; должен увидеть моральный облик человека, которому не чуждо ничто гуманное, человека, начавшего штурм истории и космоса, творца подлинного человеческого достоинства, творца свободы.

Шестнадцать лет, пройденные моей родиной со дня освобождения, так насыщены событиями, что часто двух-трехлетний период включает в себя целую историю.

Все, что было хорошего и благородного в простом человеке, его моральная сила, его острое чувство социальной справедливости, оптимизм, здоровая философия и заразительный смех, его стремление к свободе, все, что старались задушить, извратить или уничтожить угнетатели в течение бурной и трагической истории румынского народа, — все эти человеческие качества проявились теперь во всей своей полноте. Они стали двигательной, созидательной силой, вызывающей восхищение и философские размышления у писателя, перед которым революция открыла также смысл его подлинного призвания.

И в этом далеко нелегком процессе, в котором, как я уже сказал, писатель не только свидетель, но и творец истории в настоящем смысле этого слова, пример советской литературы всегда оказывает постоянную помощь.

Верный латинскому принципу — «у каждой книги своя судьба», — я не стану говорить о своем романе.