Жажда

Но это не так, конечно же, не так. Какая чушь.

Однако я все равно поворачиваюсь и смотрю ему вслед, хотя это самое худшее, что я могу сделать и для моего душевного равновесия, и для моей репутации – об этом свидетельствуют саркастические замечания и хихиканье за моей спиной.

Он не оглядывается. Собственно, он вообще ни на кого не смотрит, обходя фуршетный стол и оглядывая выставленную на нем еду. И даже не поднимает глаз, когда в конце концов берет из вазы большую красивую клубнику.

Я жду, что он сейчас же положит ее в рот, но он этого не делает.

Вместо этого он проходит в центр зала – туда, где под люстрой стоит огромное, обитое красным бархатом кресло, похожее на трон, перед которым полукругом стоят несколько кресел поменьше. Он вальяжно разваливается в нем, вытягивает ноги и что-то говорит пяти парням, темноволосым и эффектным, сидящим в креслах поменьше.

Я увидела их только сейчас.

Теперь почти все в зале смотрят на Джексона, пытаются обратить на себя его внимание, но он демонстративно игнорирует их, пристально разглядывая клубнику в своей руке.

Наконец он поднимает глаза и устремляет взгляд прямо на меня. Затем подносит клубнику ко рту – и откусывает от нее ровно половину.

На его нижней губе на миг повисает капля красного сока – это явное предостережение.

Я знаю – мне надо остаться, надо поставить его на место. Но когда он на мгновение высовывает язык и слизывает клубничный сок, как бы посылая меня, Флинта и всех остальных куда подальше, я делаю то единственное, что могу сделать.

Поворачиваюсь к Флинту и быстро говорю:

– Извини. Мне надо идти.

И иду к дверям – иду торопливо, но стараясь не переходить на бег, чтобы не выглядеть еще более жалкой, потому что отчаянно желаю убраться отсюда до того, как очевидное презрение Джексона окончательно раздавит меня.

Ибо мне ясно одно – это маленькое представление имело целью еще раз продемонстрировать мне, какой ничтожной считают меня все в этом зале. Вот бы узнать почему…

Глава 11 В этой библиотеке никто не услышит твой крик

Выйдя из зала, я пускаюсь бежать, желая убраться от Джексона как можно дальше. Я не знаю, куда бегу, но, пожалуй, если бы знала, это все равно бы ничего не изменило. Ведь я понятия не имею, где здесь что находится.

Добежав до конца коридора, я сворачиваю налево, повинуясь инстинкту и желанию поскорее оказаться где угодно, лишь бы подальше от собравшихся на вечеринке.

Я совершенно не представляю себе, чем я могла так рассердить Джексона и почему он каждый раз ведет себя со мной настолько по-разному. С тех пор как я очутилась в этой школе, мы с ним сталкивались четыре раза, и всякий раз он вел себя по-другому. В первый раз он был несносен, во второй – отрешен, в третий – серьезен, а в четвертый – взбешен. Похоже, настроение у него меняется быстрее, чем фотки в Инстаграмах моих подруг.

Я добегаю до еще одного тупика и на сей раз поворачиваю направо. Через несколько секунд моему взору предстает лестница, настолько же простая и непритязательная, насколько парадная лестница затейлива и великолепна. Я бегом спускаюсь на один лестничный пролет, потом еще, еще и оказываюсь на нижнем этаже. Здесь я опять сворачиваю направо и бегу до конца коридора.

Я задыхаюсь, и меня немного подташнивает – надо полагать, из-за горной болезни, которая все никак не желает меня отпускать. Я на минуту останавливаюсь, наклоняюсь, чтобы отдышаться, и чувствую, что мое смущение проходит и я снова обретаю способность мыслить здраво.

Какая же я дебилка, что распсиховалась и сбежала от Джексона, который всего-то откусил половинку клубники, глядя на меня, – что тут может быть страшного?

В глубине души я понимаю, что дело не только в этом, а в выражении его лица, в языке тела и в том, что его глаза недвусмысленно говорили мне, чтобы я шла куда подальше. Но все равно было глупо вот так сбегать.

Нет, на эту стремную вечеринку я не вернусь, но мне ужасно стыдно, что я повела себя так позорно.

Выпрямившись, я пытаюсь решить, что делать теперь; наверное, лучше всего было бы вернуться в мою комнату, принять еще пару таблеток и лечь спать, но тут до меня доходит, что я стою пред дверью школьной библиотеки. А поскольку мне никогда еще не попадалась такая библиотека, которая пришлась бы мне не по вкусу, я не могу устоять перед искушением и, открыв дверь, захожу внутрь.

И меня сразу же охватывает странное чувство – становится страшно, и все мое естество кричит, что мне надо немедля повернуться и бежать со всех ног. Я еще никогда не испытывала такого, и у меня мелькает мысль: может, и правда лучше смыться? Но сегодня мне и так уже пришлось слишком много бегать, а потому я игнорирую и стеснение в груди, и неприятные ощущения в животе и продолжаю идти вперед, пока не останавливаюсь у контрольного стола.