Жажда

А Шемяка, неотступно глядя прямо в лицо Бунку своими черными, пронзительными глазами, ярко блестевшими из-под излома бровей, продолжал, все более горячась:

– Такой ли государь должен быть на престоле великокняжеском?! Нешто так управляют, как он? Где разум, где справедливость, где доблесть в делах его?! Скольких людей, ему преданных, он обидел, бросил, оскорбил, обманул?! Брат мой, Василий, в гости к нему приехал на свадьбу, – а его изругали вором, опозорили, оболгали! Слыхал?! – Его взгляд обжигал Бунка, и тот кивнул, задохнувшись.

Шемяка тяжело, словно ворочая неподъемную глыбу, повторил:

– Слыхал. Все слыхали. Вот так-то на Москве гостей принимают. Как же нам было отца против него не поддержать?! Душа в нас горела! А с тестем братним что сделали?! С Всеволожем?! Мало дочь его опозорили отказом венчаться после честного сговора – самому-то ему выжег глаза!

Бунко судорожно вдохнул.

– Вижу, не знал?

– Не верил… – выдавил из себя Бунко.

– Верь. Я его видел, он у Косого жил. Покуда брата не лишили удела… И я не дивлюсь, что брат Ваське не верит, что договоры рушит, что мечется по Руси с горсткой верных людей, места не находя. Кроме разбойной отчаянной воли – что осталось ему?! Знаю, он думает: Ваське только поверь, только в руки ему попадись – и пропадешь! – Шемяка взмахнул рукой, словно показывая движение рубящего меча.

Цепь загремела. Окованная рука упала. Бунко затравленно посмотрел на железную цепь на руке невинного князя…

Помолчав, Шемяка продолжил спокойнее, но с глубокой, застарелой горечью в голосе:

– А ведь Косой ко мне по пути на Устюг заходил, звал с собою в поход. Серчал и смеялся, что я слово свое порушить не захотел, верен был договору с великим князем… Я ведь сам его после смерти отца и на престол позвал. А Косой сердился. Ты, говорил, поплатишься еще за глупость свою!.. – Шемяка поднял перед собою руки в оковах и закончил жестко: – Я и плачу.

Бунко молчал, как зачарованный глядя на цепь.

– Но больше платить не буду! – вдруг, ударив оковами по столу, воскликнул князь. – Довольно! Вижу: и впрямь не судьба нам ужиться с князем Васильем! Или он – или мы. Выбора нет! Да и не нужен Руси такой государь, не его это место!

Бунко заставил себя подняться и произнес безжизненно, словно и не он говорил:

– Прости меня, княже, но я на службе у великого князя, и негоже мне слушать такие речи. Прикажешь убирать со стола?

– Убирай, – бросил Шемяка, смерив Бунка пронзительным взглядом: – И знай, когда буду на великом княжении, тебя не забуду.

– Прости меня, княже, – кланяясь, тихо сказал Бунко.

Сердце его разрывалось.

Глава 15 Загадки вельможи

Тем временем князь Василий Васильевич собрал полки и отправился во главе их против Косого. Покидая Москву, он послал в Коломну гонца с приказанием расковать князя Шемяку. Но – и только. Князь Димитрий не был освобожден.

Полки двоюродных братьев и смертельных врагов сошлись под Ростовом. Василий Косой, недавно хитростью взявший Гледен, решил к ней прибегнуть вновь. Он попросил перемирия. Великий князь согласился, готовый снова простить Косого за ложь и разбой. Москвичи воспользовались передышкой и разъехались по окрестным селениям, чтобы пополнить запасы снеди. Этого только и ждал Косой. Немедленно он велел напасть на опустевший стан и захватить беззащитного, беззаботно спавшего великого князя.

Что пробудило его в этот самый момент? Почему он поднялся от полуденного привычного сна, вышел из шатра, осмотрелся? Истинное чудо спасло его. «Ненароком» оглядев горизонт, он увидел галопом скачущие прямо к нему ряды вражеских ратников. Они были еще далеко, но приближались с каждой секундой. А московский стан словно вымер. Пустые палатки окружали великого князя! Но он не растерялся.

Призывный, яростный звук боевого рога полетел над полями, селами и лесами. Великий князь созывал своих. Это спасло его.

Москвичи подоспели вовремя и спасли великого князя от позорного плена. Возмущенные бесчестным обманом, они наголову разбили полки неприятеля. Василий Косой был захвачен в плен.

Но ничего этого: ни великодушия великого князя, не хотевшего кровопролития и готового было снова простить Косого, ни смелости и решительности его в момент неотвратимой опасности – ничего этого не увидел и не узнал Бунко. По-прежнему он томился в Коломне на постылой службе тюремщика.

Лишь на исходе мая, когда и самые разговоры о мужестве великого князя успели иссякнуть, Бунко и Старков повезли Шемяку в Москву. Здесь ему предстояло новой грамотой подтвердить свою преданность великому князю.

«Преданность тому, – думал Бунко, – кто платил за верность неслыханным оскорблением, и за доверие – заточением». Ему казалось, что свет меркнет в его глазах. Старые раны его души раскрылись все.

А между тем его служба устраивалась прекрасно. Иван Федорович Старков, едва они вернулись в Москву, взял его под свое открытое покровительство.