Жажда

Сережа наваливался на меня всем телом и от его тяжести спирало дыхание. Он брал меня в разных позах, то закидывал ноги себе на плечи, делая проникновение еще глубже и больнее, то переворачивал скулящую меня, пристраиваясь сзади.

— Какая ты хорошая, Марта, — прошептал он, в первый раз откидываясь на подушки. — Дождалась. Я люблю тебя.

Я пыталась утешиться признанием в любви, но оно не могло унять тупую боль, которая разлилась внизу живота. Сережа сграбастал меня в объятья, по-хозяйски пристроив мою голову у себя на груди. А через несколько десятков минут все повторилось заново. Он брал меня раз за разом той ночью. И мысль, что это будет тянуться бесконечно, навязчиво поселилась в моей голове.

— В следующий раз не будет больно, — обещал Сережа. — Надо только разработать и тебе будет хорошо. Тебе же хорошо? Признайся, девочка моя.

Я молчала. И это молчание подталкивало Сережу на еще большую активность. Он лгал — каждый последующий раз мне было больно. Никакого удовольствия я не ощутила. Одна жгучая, острая боль, обида и стыд.

Забылась я под утро, в слезах и крепких объятьях парня, к которому больше не знала, что чувствую.

— Прости меня, что не сдержался и не сделал это медленно, — сказал Сережа утром, целуя меня в макушку. — Просто вчера ты так серьезно заявила, что уедешь в город и… и… в общем, я не смог тебя отпустить. Осенью сыграем свадьбу.

Я не стала ему ничего отвечать. Горло пересохло, а все тело саднило и ныло от ночных «ласк». Сережа еще что-то говорил, но я его не слышала. Когда он ушел, вымылась, оделась и принялась оттирать в тазике простынь от красных пятен.

Простынь пришлось выкинуть.

Не отстиралась.

Сейчас мне казалось, что эта разрывающая боль вернулась. Я кричала и вздрагивала от каждого холодного движения внутри. Боль смешивалась с противным чавкающим звуком.

— Хватит! Пожалуйста! Хватит!

Никто не слышал. Или не хотел слышать.

— Ты даже не почувствуешь. Не волнуйся. — Напомнила память.

Доктор соврал мне так же, как и Сережа — я чувствовала все.

Чавкающий звук перекрывал мои крики. А внутри горело пламя. Казалось, что из меня тянут жилы, а не ребенка, которого я же и согласилась убить.

Я поняла, что беременна уже в университете. Еще в августе выждала момент, когда Сережа был на работе и не мог за мной проследить и под предлогом, что поехала в больницу к матери, прошла экзамены в университет искусств. Поступила.

Когда сбежала учиться — Сережа рвал и метал. Несколько раз приезжал меня забирать домой, но силком из общежития вывести не смог. Наверное, постеснялся народу, что собрался поглазеть на нашу псевдосемейную ссору. Или же действительно стал интересоваться моими желаниями. Вскоре, со скрипом, смирился. И дал добро стать художником. Он не отступил от своего желания жениться, но я твердо ответила, что только после окончания учебы. Сережа согласился потерпеть меня в статусе просто девушки еще четыре года, конечно же, взамен на регулярный секс.

Гинеколог подтвердил мои подозрения в конце сентября. Срок еще был не слишком большим и внешне я никак не изменилась.

Соседка по комнате — Ларка подсказала адрес клиники, где могли помочь с моей, как она выразилась, маленькой проблемкой. Оцепенение спало, когда я решилась пойти по указанному адресу на консультацию. Клиника занималась частной медицинской практикой в дневное время, а в ночное, как оказалось, успешно приторговывала стволовыми клетками и расходным материалом для опытов или разработки незаконных препаратов.

Сумма, которую они готовы были заплатить за ребенка — как раз совпадала с той, что мы собирали на мамину операцию. От меня требовалось только взрастить эмбрион до необходимых размеров и дать извлечь из себя. Подумать только: взрастить! Как зерно или кукурузу!

Я не могла позволить матери умереть и оставить нас с Машкой на произвол судьбы.

Подписала контракт и уже на следующий день внесла половину суммы для шунтирования. Маму стали готовить к операции.

А я верила, что смогу сделать это безболезненно и легко. Ведь то, что росло внутри меня, было еще совсем незнакомым и маленьким, чтобы успеть его полюбить.

Первый срыв был на третий день после подписания контракта. Я ушла с пар и уехала в поселок. Думала, что дома смогу набраться необходимой решимости и твердости.

Ошиблась.

Как только увидела Машку — разревелась и… рассказала ей все. К моему удивлению сестра не стала меня осуждать, наоборот поддержала и взяла опеку и заботу обо мне, о нас — на себя.

С каждой проходящей неделей было все страшнее осознавать мысль, что я должна убить своего ребенка. Живот стал округляться. Но из-за моей худобы, оставался почти незаметным. А широкие кофты, что я любила носить и до беременности, так и вовсе выгодно скрывали все: не только живот, но и фигуру.