– Вижу, что мне никогда не позволят забыть эти слова, не так ли? – посетовал Арни. Я как-то, не подумав, брякнул их в ходе телевизионного интервью. На самом же деле я имел в виду, что сначала она должна найти свое место в жизни. Мне не важно, кем конкретно она станет – юристом, врачом, ученым, политиком… Выбор безграничен.
– А если у нее свои представления о профессии, отличные от ваших? Софи говорила мне, что ей хотелось бы стать моделью. У нее для этого прекрасные данные.
– От скольких девочек ее возраста вы слышали те же слова?
– О, от многих, но не каждому дано…
– Значит, вы признаете, что это поголовное увлечение? Но оно преходящее… Боже небесный! Стоит мне подумать, сколько девчонок готовы из кожи вон вылезти, лишь бы получить то, что моей дочери преподносится на блюдечке! Моим сестрам пришлось бороться за место под солнцем. А вот мне все давалось легко.
– Расскажите, – попросила Мона, чувствуя, что подбирается к пониманию характера Гарленда.
– У меня две сестры. А отец, придерживавшийся старомодных взглядов, был убежден, что хорошее образование должен получить лишь сын. Ему не приходило в голову, что и дочери хотели того же. После смерти он завещал мне все свое скромное состояние. Джин, старшая сестра, все же поступила в университет, а Сара работала секретаршей, чтобы материально поддерживать ее. Сейчас и она учится в Колумбийском университете, и я время от времени посылаю ей деньги. Я помог и Джин получить ученую степень. Жизнь, которая была благосклонна ко мне, сурово обошлась с ними, и я считаю, что в долгу перед сестрами.
– То есть вы искренне верите в право женщины… – Мона запнулась и покраснела, не решаясь сказать то, что думала.
Гарленд улыбнулся, обнажив белоснежные зубы.
– Если я во что-то верю, то верю совершенно искренне. Хотя готов признать, что меня часто принимают за циника.
– В чем вы сами виноваты, – выпалила Мона. – В прошлый раз, выступая по телевидению, вы сказали, что женщины должны опасаться вас.
– Это всего лишь шутливое замечание, чтобы завершить интервью на юмористической ноте. Я несу ответственность за то, что пишу и говорю, и занимаюсь этим не ради денег. Хотя признаю, деньги тоже немаловажны. У меня дочь, которую я должен обеспечивать, плюс старая мать и две сестры, которым я всегда готов помочь.
– Забота о слабых женщинах заслуживает всяческих похвал. Но мне бы хотелось, чтобы в жизни вы были попроще, а не этаким яйцеголовым умником, – вздохнула Мона. – Я прочитала перечень ваших должностей и ученых степеней в «Кто есть кто», и он перепугал меня до смерти. Скорее всего, я безумно утомляю вас. Я ведь совершено необразованна.
– Не вгоняйте меня в краску и не умаляйте саму себя. Не сочтите меня льстецом или примитивным человеком, если я скажу вам кое-что. – Он смущенно посмотрел ей в глаза. – Можно рискнуть?
– Смелее, попробуйте!
– Очень хорошо. Я хочу сказать, что, когда женщина столь очаровательна, как вы, мужчину не очень волнует, как долго она ходила в школу.
– Спасибо за комплимент, но он несколько двусмысленный, – серьезно заметила Мона.
– Я вас обидел? Примите мои искренние извинения. К сожалению, я в самом деле так думаю.
– Тем хуже.
– Готов признать. Но вы должны простить меня.
– Если вы пообещаете впредь не говорить мне обидные слова.
– Мне бы не хотелось давать непродуманные обещания. Видите ли, я не могу удержаться от искушения сказать вам, что вы самая обаятельная женщина, которую я когда-либо видел. Если эти слова оскорбляют вас, можете считать, что я постоянно буду нарушать свое обещание. А если я пойду еще дальше и признаюсь, что, глядя на отражение пламени свечей в ваших глазах, испытываю головокружение, то вы сочтете мои слова просто оскорбительными. Так что я воздержусь от обещаний.
Мона молча слушала его, и в глазах ее плясали веселые чертики. Он улыбнулся в ответ, и ее окатила волна счастья. Гарленд посерьезнел.
– Я отнюдь не такой уж умник, а обыкновенный человек, со своими слабостями.
Встретив его взгляд, Мона испытала потрясение, ибо безошибочно поняла, о чем он говорит. Ну конечно же, о чувстве, которое Гарленд называл любовью. Она от всей души хотела поверить ему, но суровые уроки жизни воздвигали между ними барьер.
– Расскажите о вашей жене, – попросила она, чтобы сменить тему разговора.
– Я никогда не был женат.
– Как? А Софи?